Ах, вчера умерла моя девочка бедная,
Моя кукла балетная в рваном трико.
В керосиновом солнце закружилась, победная,
Точно бабочка бледная,- так смешно и легко!
Девятнадцать шутов с куплетистами
Отпевали невесту мою.
В куполах солнца луч расцветал аметистами.
Я не плачу! Ты видишь? Я тоже пою!
Я крещу твою ножку упрямую,
Я крещу твой атласный башмак.
И тебя, и не ту и ту самую,
Я целую - вот так!
И за гипсовой маской, спокойной и строгою,
Буду прятать тоску о твоих фуэте,
О полете шифонном... и многое, многое,
Что не знает никто. Даже братья Патэ!
Упокой меня. Господи, скомороха смешного,
Хоть в аду упокой, только дай мне забыть, что болит!
Высоко в куполах трепетало последнее слово
"Аллилуйя" - лиловая птица смертельных молитв.
Ah, my poor girl died yesterday,
My ballet doll is in a torn cocoon.
In the kerosene, the sun was spinning, victorious,
It is like a pale butterfly- so funny and easy!
Nineteen jesters with crucialists
They buried my bride.
In the domes of the sun, the beam bloomed with amethysts.
I'm not crying! You see? I sing too!
I baptize your leg stubborn
I baptize your satin shoe.
And you, and not the same one,
I kiss - like this!
And behind a gypsum mask, calm and strict,
I will hide the longing for your fouet
About Shiphonno flight ... and much, much, much,
That no one knows. Even the Pate brothers!
Keep me. Lord, the buffoon is funny,
Though in hell, just let me forget that it hurts!
The last word trembled in the domes
"Hallelujah" is a lilac bird of mortal prayers.
