Воспаленная рана, кровавый закат
Гнойных листьев убор хороводит уныло.
В лихорадочном лепете дрогнущий сад…
Черный сумрак теней холодит, как могила…
Первый иней деревья оплел, как бинты
Искрививши подагрой молящие ветки
И бубонов чумных распускает цветы –
На лице у земли нестерпимые метки.
Этот Вечер – палач, эта Осень – воровка!
Искривляясь безгубо в больничной тиши,
Сирый Ветер-калека сдвигает неловко,
Неуклюже свои костыли-камыши.
И отравленный Месяц глядит, словно пьяный
На земной безобразный полуночный бред.
На востоке, сквозь серые тучи, упрямо
Пробивается бледный бескровный Рассвет...
Смерть придет в пустоте милосердной сиделкой,
Задушив одеялом из снега и льда
Этот Мир безнадежный холодный и мелкий,
Его слезы и боль отобрав навсегда…
Inflamed wound, bloody sunset
Purulent leaves of the cleaning is dull.
In the feverish sculpting the trembling garden ...
Black dusk of shadows is cold like a grave ...
The first hoarfrost trees leaned like bandages
Praying branches curved gout
And the bubon of plague dissolves flowers -
On the face of the ground, unbearable marks.
This evening is an executioner, this autumn is a thief!
Curved inherently in hospital silence,
The blue wind is shifting awkwardly,
Close-up their kamyshi crutches.
And the poisoned month looks like drunk
On the earthly ugly midnight nonsense.
In the east, through gray clouds, stubbornly
A pale bloodless dawn is breaking through ...
Death will come in the void with a merciful nurse,
Strangling with a blanket of snow and ice
This world is hopeless cold and small,
Having taken his tears and pain forever ...
