Он прожил много лет, он прожил много зим.
Тянулись серые дни, и никого рядом с ним.
Он просто пил, ел, спал. Тянулись серые дни.
Тянулись серые дни, они и только они.
Небо, улицы, люди - все в серой золе.
Одиночество стынет на пыльном столе.
Он петляет петлей от окна до окна,
Из которых уже не видна, не видна Она -
Любовь! Любовь! Любовь! Любовь!
Старый город, зевая, поднялся с земли.
Он стряхнул с себя мусор, разогнал корабли.
Засадил голый Невский зеленой травой.
Александрийский столп покрылся, как мечтами, листвой.
Медный Петр в увольнении. До сих пор нет!
Пошел вразнос говорят, ведь конь стоял столько лет.
Все дома вверх ногами, все сходит с ума.
Вон там вдали, вон за Невой - Она, Она! -
Любовь! Любовь! Любовь!
Он прожил много лет, он прожил много зим.
Тянулись серые дни, и никого рядом с ним.
He lived for many years, he lived a lot of winters.
They stretched gray days, and nobody next to him.
He just drank, ate, slept. They stretched gray days.
They stretched gray days, they and only they.
Sky, streets, people - all in gray ashes.
Loneliness is blocked on a dusty table.
It loops the loop from the window to the window,
Of which is no longer visible, it is not visible -
Love! Love! Love! Love!
The old town, yawning, rose from the ground.
He shook off her garbage, dispersed the ships.
Sucked native Nevsky Green grass.
Alexandrian pillar was covered as dreams, foliage.
Copper Peter in dismissal. Still no!
I went to the corners say, because the horse stood so many years.
All at home upside down, everything goes crazy.
Won away there, won behind the Neva - she, she! -
Love! Love! Love!
He lived for many years, he lived a lot of winters.
They stretched gray days, and nobody next to him.
