На них облом обрушился в постели
Воспоминания от Ильи до Кати,
Они лежали и руками грели
Все, что осталось от родной кровати.
Что на душе, под тем вперед и с песней.
Полы прогнили, выступила порча,
Жизнь под кроватью тоже интересна,
Но нужно, чтобы все тайком и молча.
И разбивали лбы вопросов стаи,
И терлось что-то о вагины-трубы,
Мы наблюдали, злясь, как зарастают
Их окна чем-то безнадежно грубым.
Глаза слезятся и вползают в щели
И с любопытством там следят за нами,
А мы лежали голые в постели,
Как Lennon с Yoko, воплощая знамя.
Мы руки сшили и связали ноги,
И стали целым, искренним и важным.
К постели этой все пришли дороги
И стали ей, она, конечно, каждым.
То, что не ясно, то и есть мы сами.
Ты хороша, я тоже не подарок.
Поют за пазухой обглоданные камни,
Закат сегодня сексуально ярок.
Пошли все на ... ведь он забросил в сети.
Мы спали вечность, чтоб войти в реальность,
Мечты весной вернулись в свои клети,
А идеальное - в материальность.
Ох, было тошно и плясали тени.
На всем следы отбоя, знаки смерти,
Мы умирали - девочка и гений,
Но не спасли любовь замерзшей Герде.
Горели горы невозможных истин,
В тени костров сверкали наши слезы,
И боль была невыносимо чистой,
И жгли нам души преданные грезы.
Беды не ждали вырвавшись из плена,
Свобода же все больше уходила.
Ноздрями под рукой - паникадило,
И крестится у образов измена.
Как верно и чудно любое слово,
Но далеко от истинного смысла,
Когда пытаешься достичь совсем иного,
То ничего в башку не входит, кроме свиста.
Молчат в кровати теплым одеялом
Предметы тела - рты, тела и члены.
Отчаяние мертвых, знающих все темы,
И верное, и вечное корыто.
Все люди братья на большой кровати,
Под одеялом не спастись от Рая.
Ты подоткнула небеса на вате,
И золотые зубы Гималаев.
И век грядущий падал небоскребом,
И мир весь был от горя снова продан,
И, разрезая тьму голодным ревом,
Кишела тварь непонятого рода.
The bummer fell on them in bed
Memories from Elijah to Katya,
They lay and warmed their hands
All that remains of the native bed.
What's on the soul, under that ahead and with the song.
The floors are rotten, spoiling has come out,
Life under the bed is also interesting
But it is necessary that everything is secretly and silently.
And smashed the foreheads of the questions of the pack,
And something about the vagina tubes was rubbed,
We watched angrily overgrown
Their windows are hopelessly rude.
Eyes watery and crawl into the crevices
And they follow us with curiosity
And we lay naked in bed
Like Lennon with Yoko, embodying the banner.
We sewed hands and tied legs
And they became whole, sincere and important.
To this bed all came roads
And they became her, she, of course, each.
What is not clear is what we ourselves are.
You're good, I'm not a gift either.
Gnawed stones singing in the bosom
The sunset today is sexually bright.
Let's go all on ... because he abandoned the network.
We slept forever to enter reality
Dreams in spring returned to their crates
And the ideal is materiality.
Oh, it was sickening and the shadows danced.
There are traces of lights out, signs of death,
We were dying - a girl and a genius
But they did not save the love of the frozen Gerda.
Mountains of impossible truths burned
Our tears sparkled in the shadows of the fires
And the pain was unbearably clear
And the souls of faithful dreams burnt us.
The troubles did not wait to escape from captivity,
Freedom left more and more.
Nostrils at hand - chandelier,
And treason is baptized in images.
How true and wonderful any word is,
But far from the true meaning,
When you try to achieve something completely different
That nothing enters the head, except for the whistle.
Silent in bed with a warm blanket
Body objects - mouths, bodies and members.
Despair of the dead, knowing all topics,
Both faithful and eternal trough.
All people are brothers in the big bed,
Under the covers, do not escape from Paradise.
You tucked the sky on the cotton
And the golden teeth of the Himalayas.
And the coming age fell in a skyscraper
And the whole world was sold out of grief again,
And cutting the darkness with a hungry roar
The creature of an unknown genus was crawling.
