Здравствуй осень, это ваш сын.
Снова же в сентябре зябком,
Я под небом, в немытую синь,
Не один вальсирую шатко.
И в конец исчиркав листок,
Где отдался для вечной рутины,
Жму в ладони солёненький сок,
Чтоб согрелись ладони любимой.
В унисон пульсирует кровь,
Нам в ладонях целуя кожу.
Лишь с тобою кричу про любовь,
Заливая за уши прохожим.
Всё же знаю, слышу, звучит
За зубами улыбки, в уши:
"Саша миленький, замолчи,
Не колыш загрубевшую душу".
Но потупив пронзающий взгляд,
Потянув удушающий ворот,
Мысли в голову: "Всё не зря.
Не дождётся ладони рот!".
И с ладони сбивая дрожь,
В пиджака открытую рану:
Прячу руку на тёплое ложе,
Кулаком, под одеяло кармана.
Чтобы стало тепло и без
Романтичной и пошлой вони.
За словами туда не полезу,
Где теперь согреваю ладони.
Грею там, кулаками в скрип,
Теплоту выжимая силой,
Чтобы после ладони могли
Согревать и ладони милой.
И теперь же в помятый листок
Запираю тяжёлые речи.
Я в стихах повешусь раз сто,
Чтобы в жизни один сберечь.
И с того не удушит ворот,
Меня в мёрзлую рОдную синь:
"Я люблю тебя, мокрое золото!
Твой непутёвый сын."
Hello Autumn, this is your son.
Again in September chilly,
I'm under the sky, in the unwashed blue,
Not one waltching shaky.
And at the end strokes the leaflet,
Where was given to the eternal routine,
Smid in palm saline juice,
So that the palm of your loved ones worse.
Blood flies in unison,
We are in the palms kissing the skin.
Only shouting about love with you
By pouring passersby ears.
I still know, I hear, sounds
For the teeth smiles, in the ears:
"Sasha Millensky, silent,
Do not dangle a haggard soul. "
But having a piercing look,
Pulling a suffocating gate,
Thoughts in the head: "everything is not in vain.
I will not raind your palm mouth! ".
And with the palm of knocking down trembling,
In the jacket open wound:
Hiding a hand on a warm bed,
Fist, under the blanket pocket.
To become warm and without
Romantic and vonya vony.
The words do not get there
Where now heats the palm.
Gray there, fists in creak,
Heat squeezing force
So after the palm could
Warm and palm is cute.
And now in a rummed leaf
Lock heavy speeches.
I in verses will hang a hundred times,
So that in life one save.
And since he does not suffer a gate,
Me in the murzlut native blue:
"I love you, wet gold!
Your unpleasant son. "
