Солнце, я становлюсь твоим лучом.
Я режу кожу и оголяю нервы непритворно,
Соли не будет мало тем, кто станет первым,
Слово утонет в голосе минутной боли.
Больше не осталось ничего.
Больше не осталось ничего - теперь мне путь свободен.
Ветер закружит вальс в коре тугих деревьев.
Плечи вишневых стен сольются с белым фраком.
Видишь, в моем саду теперь играют дети,
Игры все те же под кристально-черным флагом.
Я прошу тебя закрой глаза.
Я прошу тебя закрой глаза - мне в эту ночь не спится.
Запах ночных костров заведомо приятен.
Возраст течет из рук, торопится в дорогу.
Можно теперь тебя обнять, нас только двое.
Кто то уже успел отдать дань некрологу.
Вот и не осталось ничего.
Вот и не осталось ничего - а лето пахнет солнцем.
The sun, I become your ray.
I cut my skin and strip my nerves falsely
Salt will not be enough for those who become the first,
The word will drown in the voice of momentary pain.
There is nothing left.
There is nothing left - now the path is clear for me.
The wind swirls a waltz in the bark of tight trees.
The shoulders of the cherry walls merge with a white tailcoat.
You see, children are playing in my garden now,
The games are all the same under the crystal-black flag.
I ask you to close your eyes.
I ask you to close your eyes - I can’t sleep that night.
The smell of night fires is delightfully pleasant.
Age flows from the hands, in a hurry on the road.
You can now hug you, there are only two of us.
Someone has already paid tribute to the obituary.
So there was nothing left.
So there was nothing left - and the summer smells of the sun.
