Текст песни Дмитрий Воденников - Но я ещё прижмусь к тебе спиною

Любая женщина – как свежая могила:
из снов, из родственников,
сладкого, детей…
Прости её. Она тебя любила.
А ты кормил – здоровых лебедей.

Но детским призракам (я это точно знаю) -
не достучаться им –
до умного – меня…
А ты – их слышишь – теплая, тупая,
непоправимая –как клумба, полынья.

Стихотворение – простое, как объятье -
гогочет, но не может говорить.
Но у мужчин – зато -
есть вечное занятье:
жён, как детей, –из мрака – выводить.

И каждый год – крикливым, птичьим торгом
я занимаюсь в их – живой – груди:
ту женщину,
наевшуюся тортом,
от мук, пожалуйста, – избавь и огради!

Все стихтворения –
как руки, как объятья.
(…от пуха, перьев их – прикрой меня – двумя!)
Да, у мужчин – другие есть занятья,
но нет других – стихотворений – у меня.

…Ты мне протягиваешь – руку наудачу,
а я тебе – дырявых лебедей.
Прости меня.
Я не пишу, я плачу –
над бедной-бедной – девочкой – моей…

Но я еще прижмусь к тебе - спиной,
и в этой - белой, смуглой - колыбели -
я, тот, который - всех сильней - с тобой,
я - стану - всех печальней и слабее…

А ты гордись, что в наши времена -
горчайших яблок, поздних подозрений -
тебе достался целый мир, и я,
и густо-розовый
безвременник осенний.

Я развернусь лицом к тебе - опять,
и - полный нежности, тревоги и печали -
скажу: "Не знали мы,
что значит - погибать,
не знали мы, а вот теперь - узнали".

И я скажу: "За эти времена,
за гулкость яблок и за вкус утраты -
не как любовника -
(как мать, как дочь, сестра!) -
как современника - утешь меня, как брата".

И я скажу тебе,
что я тебя - люблю,
и я скажу тебе, что ты - мое спасенье,
что мы погибли (я понятно - говорю?),
но - сдерживали - гибель - как умели.

Any woman is like a fresh grave:
from dreams, from relatives,
sweet, children ...
Forgive her. She loved you.
And you fed healthy swans.

But to children's ghosts (I know for sure) -
do not reach them -
smart to me ...
And you - hear them - warm, dumb,
irreparable - like a flowerbed, wormwood.

The poem is as simple as a hug
gossips, but cannot speak.
But in men - but -
there is an eternal occupation:
wives, as children, from the darkness - to deduce.

And every year - noisy, bird trading
I practice in their - lively - chest:
that woman
full of cake
from torment, please, save and protect!

All poems -
like arms, like hugs.
(... from fluff, their feathers - cover me - with two!)
Yes, in men - others have things to do,
but I have no other poems.

... You are holding out to me - a hand at random,
and I to you - full of swans.
Forgive me.
I do not write, I cry -
over the poor, the poor - the girl - my ...

But I still cling to you - my back,
and in this - white, dark - cradle -
I, the one who is - all the strongest - with you,
I - will become - all sadder and weaker ...

And you are proud that in our times -
the worst apples, late suspicions -
you got the whole world, and I,
and thick pink
Colchicum is autumn.

I'll turn around to face you - again
and - full of tenderness, anxiety and sadness -
I’ll say: “We didn’t know,
what it means to die
we didn’t know, but now we’ve found out. "

And I will say: "For these times,
for the echo of apples and for the taste of loss -
not like a lover -
(as a mother, as a daughter, sister!) -
as a contemporary, console me as a brother. "

And I will tell you
that I love you,
and I will tell you that you are my salvation
that we died (I understand - I say?),
but - restrained - death - as they could.