Покосилась отцовская хата,
Накренился обугленный тын –
Не вернулся ушедший когда-то
С добровольцами, с белыми, сын.
Говорили – за Черное море
Отступили на ста кораблях...
Залегло материнское горе
Неспроста в поседелых висках.
Проводила отца – раскулачен –
На суровый, далекий Нарым.
Там, на родине, громко не плачем,
Мертвеца отпевая живым.
Немец транспортом вывез старуху,
Ищет первенца бедная мать.
Но о белых ни слуху ни духу –
Даже страшно о них вспоминать.
Опустела отцовская хата,
Развалился, рассыпался тын.
Не вернется «с оружием взятый»
И, как власовец, выданный сын...
Николай
Кудашев
The father's hut squinted,
The charred tyn tilted -
The departed once did not return
With volunteers, with whites, son.
They said - for the Black Sea
Retreated on a hundred ships ...
The maternal grief was laid
It’s not without reason that in gray temples.
She conducted her father - dispossessed -
On a harsh, distant fuck.
There, at home, I do not cry loudly,
The dead man is buried alive.
The German took out the old woman by transport,
The poor mother is looking for the first -born.
But about the whites not a rumor or spirit -
It’s even scary to remember them.
The father’s hut was empty,
Tyn crumbled, crumbled.
Will not return "with weapons taken"
And, like a Vlasovets, a issued son ...
Nikolai
Kudashev
