по потёмкам львова собакой бездомной
и навязчиво бьётся "ты где?" в голове.
старики-переулки, криво скалясь, напомнят,
что здесь тебя не было. здесь тебя нет.
я хожу по барам и статным церквям
и прошу: кто-нибудь, ну дайте ответ.
но святые виновато опустят глаза,
а бармен добавит: здесь её нет.
ошарашеный город закроет глаза,
он никак не поймёт о ком говорят.
(если бы видел, если бы знал,
то любил бы тебя так же сильно, как я).
замёрзшей рукой я беру телефон.
как вчера, как сегодня, как завтра, всегда.
целая вечность — 5 длинных гудков.
а после клясться, молить, обещать:
я буду верно ждать по дворам и вокзалам.
стану тёплым пальто в промозглый февраль.
сделаю всё, чтоб нас не было мало.
только ты приезжай. скорей приезжай.
on the Potoms Lvov dog homeless
And intrusive beating "Where?" In the head.
old lanes, sculpting crooked, remind
What was not here. Here you are not.
I go to bars and statutory churches
And please: somebody, well, give the answer.
But the saints would guilty devour the eyes,
And the bartender will add: here it is not.
The dyed city will close his eyes,
He will not understand anyone speak.
(if I saw if I knew
That would love you as much as me).
I am a frozen hand I take the phone.
How yesterday, as today, like tomorrow, always.
The whole eternity is 5 long beeps.
And after swear, pray, promise:
I will be correct to wait for the courtyards and stations.
I will become a warm coat in the dressed february.
I will do everything that we were not enough.
Only you come. Most come.
