Жестокой ревностью томим,
В командировке я влачился
И думал: «Вдруг она с другим?»,
Стонал и тихо матерился.
С ней неизвестный мне Другой,
Безнравственный и аморальный.
Она ему: «Мой дорогой!»
А он кайфует, конь педальный!
Сбивая пепел на ковёр,
Нальёт себе неторопливо...
Небось, какой-нибудь майор,
Или актёришка смазливый...
Её обнимет, паразит,
Она прильнёт к нему со стоном,
А от него, небось, разит
Густым мужским одеколоном.
Он ей целует плечи и уста
И обнимает прочие места.
И нагло получает наслажденье
В моём порнографическом виденье.
Какой ужасной будет месть!
Я крови жажду! Страсть Господня!
Он попирает мою честь,
По дому шастая в исподнем.
Он мою водку выпьет всю
И балыком моим закусит,
Потом ей скажет: «Усю-сю!»
Она ответит: «Муси-пуси!»
И вот они ложатся спать,
Он вновь надушится в сортире,
Потом, включив «Полёт Валькирий»,
Рога мне будет удлинять.
Я не пойму никак:
Зачем ей этот бабник?
Он глуп наверняка ведь
И чёрств, как тульский пряник.
Он ей там наплетёт,
Что луну с небес достанет,
А пол не подметёт,
Утюг чинить не станет.
Рукав не засучит,
Не вымоет посуду
И вряд ли отличит
Гуно от Букстехуде.
И этот циник и позёр,
Ей скажет, выходя из ванной:
«Ну, что же, где твой Командор?
Где его носит, Донна Анна?»
Вот тут-то появляюсь я
Весь в белом или в светло-сером,
Красивый, грозный, как судья,
С большим железным револьвером.
Он закричит, что он здесь ни при чём,
И тут же притворится кирпичом.
Сперва его, потом её, кокотку.
И выйду в ночь, забрав зубную щётку...
Мне мой психолог прописал
Клистир для снятья напряженья
И тем немного обуздал
Моё больное воображенье.
Дурных фантазий больше нет.
Я рад. И всё же, для страховки,
Куплю, ребята, пистолет
И отменю командировки.
Brutal jealousy
I went on a business trip
And he thought: “Suddenly she is with another?”,
He moaned and swore softly.
With her the Other, unknown to me,
Immoral and immoral.
She told him: “My dear!”
And he kicks, pedal horse!
Knocking ash on the carpet
Pour yourself slowly ...
I suppose some major
Or a cute actor ...
Hugs her, a parasite,
She clings to him with a groan,
And from him, apparently,
Thick male cologne.
He kisses her shoulders and mouth.
And hugs other places.
And arrogantly takes pleasure
In my pornographic vision.
How terrible revenge will be!
I thirst for blood! Passion of the Lord!
He tramples on my honor
Housework shastaya in hell.
He will drink all my vodka
And bite my balyk,
Then she will say: “Usyu-syu!”
She will answer: “Musi-pusi!”
And so they go to bed
He will smother in the toilet again
Then, turning on “Flight of the Valkyries,”
The horns will lengthen for me.
I do not understand in any way:
Why does she need this womanizer?
He’s stupid for sure
And callous, like a Tula gingerbread.
He will whip her there
That the moon will get from heaven
And the floor won't sweep
Iron will not be repaired.
The sleeve won't roll up
Do not wash the dishes
And hardly distinguish
Guno from Buxtehude.
And this cynic and shame
She will say, leaving the bathroom:
“Well, where is your Commander?
Where is he wearing it, Donna Anna? ”
This is where I appear
All in white or light gray
Beautiful, formidable, like a judge
With a large iron revolver.
He will scream that he has nothing to do with it,
And then pretend to be a brick.
First, then her, cocotte.
And go out at night, picking up a toothbrush ...
My psychologist prescribed me
Klystir for stress relief
And I curbed it a little
My sick imagination.
There are no more bad fantasies.
I am glad. And yet, for insurance,
Buy guys gun
And cancel the trip.
