Не тает ночь, и не проходит,
А на Оке, а над Окой
Кричит случайный пароходик -
Надрывный, жалостный такой.
Надрывный, жалостный такой.
Никак тоски не переборет,
Кричит в мерцающую тьму.
До слёз, до боли в переборках
Черно под звёздами ему.
Он знает, как они огромны
И как беспомощно мелки
Все пароходы, все паромы,
И пристани, и маяки.
Кричит!.. А в нём сидят студентки,
Старуха дремлет у дверей,
Храпят цыгане, чьи-то детки
Домой торопятся скорей.
И как планета многолюден,
Он прекращает ерунду
И тихо шлёпает в Голутвин,
Глотая вздохи на ходу.
Не тает ночь и не проходит,
А на Оке, а над Окой
Кричит случайный пароходик –
Надрывный, жалостный такой.
It does not melt overnight, and does not pass,
And at Oka and on Oka
Screams random steamer -
Hysterically, so pathetic.
Hysterically, so pathetic.
Does not will overcome boredom,
Screams in the flickering darkness.
To tears, to the pain in bulkheads
Black under the stars to him.
He knows how they are huge
And how helpless crayons
All ships, all ferries
And the pier and lighthouse.
Screams! .. And there sat a student,
The old woman dozing at the door,
Snoring Roma, someone's kids
Home hurry hurry.
And how crowded planet,
He stops nonsense
And quietly slaps in Golutvin,
Swallowing sighs on the move.
It melts and the night does not pass,
And at Oka and on Oka
Screams random steamer -
Hysterically, so pathetic.
