В шесть утра прибыла машина
ровно, когда вызывали,
выгляни, помаши мне,
он шептал, занавески дрожали?
ни черта они не дрожали,
не шептал ничего он таксисту, лишь
бормотал - побыстрее пожалуйста,
где-то посреди безлюдных улиц Норильска
аэропорт полон людьми
ведь когда начинается полярный день
люди едут отсюда на юг с детьми
он допил свою водочку в тесноте
почувствовал себя нигде,
летит, лишь только услышит "лети",
душа моя с черной каемкой ногтей,
с мешками под глазами, счастливого пути
он попробовал вспомнить Норильск,
неясное светлое пятно в серебристом облаке,
которое умерший в конце длинной норы
видит, говорят бывалые реаниматологи
уже впереди была иная красота,
переливалось блюдце в цветах светофора,
переливалась через край туда-сюда
светящаяся фауна и флора
это тяжело стучит Москва
кулаком по столу и яблочко по блюдцу катится,
чахнет трава, трескается асфальт,
вишневое варенье течет по скатерти
Норильск расстаял, словно снег,
в ладони участника бесконечного (конечного) фарса
он возвращался к жизни, ведь смерти нет,
тихий, больной, но не улыбался
кто бы что не говорил, в мире есть вещи,
каждая подает свой голос,
один голос вещий, другой зловещий,
я так думаю, потомственный алкоголик
не случайно дано нам пьянство
и белая горячка - чтобы слышать могли мы
те голоса более ясно,
пьянство - путь новой драматургии
At six in the morning a car arrived
exactly when they called
look out, wave me
did he whisper, did the curtains tremble?
not a damn thing they trembled
he did not whisper anything to the taxi driver, only
muttered - quickly please
somewhere in the middle of the deserted streets of Norilsk
the airport is full of people
because when the polar day begins
people go south from here with children
he finished his vodka in cramped
felt nowhere
flies, only hears "fly",
my soul with a black border of nails,
with bags under the eyes, bon voyage
he tried to remember Norilsk,
a faint bright spot in a silver cloud
who died at the end of a long hole
sees experienced resuscitators say
there was another beauty ahead,
a saucer shimmered in the colors of a traffic light,
poured over the edge back and forth
luminous fauna and flora
it's hard knocking Moscow
fist on the table and an apple rolls in the saucer,
the grass is withering, the asphalt is cracking,
cherry jam flows on the tablecloth
Norilsk melted like snow
in the palm of a participant in an endless (final) farce
he came back to life, because there is no death,
quiet, sick, but did not smile
whoever says anything, there are things in the world,
each casts a voice
one prophetic voice, another sinister,
I think hereditary alcoholic
it is no coincidence that we were given drunkenness
and delirium tremens - so that we could hear
those voices are more clear
drunkenness is the path of new dramaturgy