Текст песни Щербаков Михаил - Paris encore

PARIS ENCORE

Потом, не завтра, нет. Зимой, зимой, не раньше.
Прозрев и устремив к былому взгляд и разум,
в былом найдёшь ты ад. Конечно, ад. Не рай же.
Глубин тщеты коснёшься ты и разумом и глазом.
Но тем верней метнёшься к ней, в ущерб всему и разом.

Начнёшь, забыв комфорт, разъяв капкан престижа,
блуждать среди теней во временах богемных.
В дымах и облаках, на чердаках Парижа,
в чумных пирах, в иных мирах - подлунных и подземных.
И вместе с тем - меж серых стен, больничных и тюремных.

Уйдёшь, уйдёшь к теням, в аррондисман вчерашний,
к дверям, что всё скрипят (никто никак не смажет).
Они не на замке, за ними зверь домашний.
Качнётся дверь, очнётся зверь, но ничего не скажет.
Хвостом вильнёт, потом зевнёт. И спать опять заляжет.

Входи, однако знай: нельзя войти в те воды,
в каких уже тонул. Река течёт исправно.
Темна страна теней. Оттуда жди невзгоды.
Оттуда звук - уже испуг, а если знак - подавно.
А если блик - то лишь на миг, неясно и неявно.

Сверкнёт былой хрусталь, и звон его хвалёный
на миг вернёт тебе пиры, костры, гаремы.
Камзол блеснёт златой... мелькнёт берет зелёный...
И - снова тьма. Зима, зима. И никакой богемы.
Вот и ответ. Её ведь нет. И значит, нет проблемы.

А в том, что пуст архив и каталог бессвязен,
Париж не виноват. Уж он давно не рядом.
Давно не помнишь ты, как он спесив и грязен.
Но помнишь ты - мосты, мосты... В саду фонтан с каскадом.
И постамент... и монумент, воздевший длань над садом.

Пред ним, облюбовав одну из трёх ступенек,
стоят седой старик и мальчик-воробейчик.
Слепых не щуря глаз, поют они для денег.
У старика гармоника, у мальчика бубенчик.
Пять первых нот - и вот он, вот - мотивчик тот... рефренчик.

А ты уже не слеп. Уже ты сам из тех, кто платит.
Скучай хоть вечер весь в бистро, один среди стекла и пробок.
Анкор, опять анкор. Третий стакан... шестой, седьмой, восьмой... хватит.
Не хочет твой близнец былой ни устриц, ни похлёбок.
(Он - тень в толпе, но с ним тебе всё так и жить бок о бок.)

...Гарсон возник из тьмы. Принёс ещё спиртного.
Спросил, подать ли счёт. И отошёл, не понят.
А те слепые два - то замолчат, то снова:
«la boheme... la boheme...» А дальше слов не помнят.

2004

PARIS ENCORE

Then, not tomorrow, no. In winter, in winter, not earlier.
Seeing and looking towards the past look and mind,
in the past you will find hell. Of course hell. Not paradise.
You touch the depths of vanity with your mind and eye.
But the more accurately you rush towards her, to the detriment of everything and at once.

You’ll start, forgetting comfort, breaking the trap of prestige,
wander among the shadows in bohemian times.
In the smoke and clouds in the attics of Paris
in plague feasts, in other worlds - moon and underground.
And at the same time - between the gray walls, hospital and prison.

You’ll go, you’ll go to the shadows, yesterday’s arrondisman,
to the door that everything creaks (no one will lubricate).
They are not locked, behind them is a domestic animal.
The door will swing, the beast will wake up, but will not say anything.
He’ll wag his tail, then yawn. And sleep again.

Come in, but know: you cannot go into those waters,
which already drowned. The river flows properly.
Dark country of shadows. From there, wait for adversity.
From there the sound is already fright, and if the sign is even more so.
And if the flare - then only for a moment, it is unclear and implicit.

The former crystal will sparkle and its ringing is vaunted
for a moment will return you feasts, bonfires, harems.
The camisole will flash golden ... it flashes green ...
And - again darkness. Winter, winter. And no bohemia.
Here is the answer. She is not there. And that means no problem.

And the fact that the archive is empty and the catalog is incoherent,
Paris is not to blame. He hasn’t been around for a long time.
For a long time you do not remember how he was arrogant and dirty.
But you remember - bridges, bridges ... In the garden there is a fountain with a cascade.
And the pedestal ... and the monument, erected a hand over the garden.

Before him, having chosen one of the three steps,
there is a gray-haired old man and a sparrow boy.
The blind do not squint, they sing for money.
The old man has harmonica, the boy has a little bell.
The first five notes - and here it is, here is the motive ... the refrainer.

And you are no longer blind. You yourself are one of those who pay.
Miss even the whole evening in the bistro, alone in the middle of glass and traffic jams.
Anchor, again an anchor. The third glass ... sixth, seventh, eighth ... that's enough.
Your twin doesn’t want the past either oysters or chowder.
(He is a shadow in the crowd, but with him you all live like this and live side by side.)

... Garzon emerged from the darkness. He brought more alcohol.
He asked whether to file an invoice. And he walked away, not understood.
And those blind two - then shut up, then again:
"La boheme ... la boheme ..." And then they do not remember the words.

2004