Песня
Есть одна хорошая песня у соловушки —
Песня панихидная по моей головушке.
Цвела — забубенная, росла — ножевая,
А теперь вдруг свесилась, словно неживая.
Думы мои, думы! Боль в висках и темени.
Промотал я молодость без поры, без времени.
Как случилось-сталось, сам не понимаю.
Ночью жесткую подушку к сердцу прижимаю.
Лейся, песня звонкая, вылей трель унылую.
В темноте мне кажется — обнимаю милую.
За окном гармоника и сиянье месяца.
Только знаю — милая никогда не встретится.
Эх, любовь-калинушка, кровь — заря вишневая,
Как гитара старая и как песня новая.
С теми же улыбками, радостью и муками,
Что певалось дедами, то поется внуками.
Пейте, пойте в юности, бейте в жизнь без промаха —
Все равно любимая отцветет черемухой.
Я отцвел, не знаю где. В пьянстве, что ли? В славе ли?
В молодости нравился, а теперь оставили.
Потому хорошая песня у соловушки,
Песня панихидная по моей головушке.
Цвела — забубенная, была — ножевая,
А теперь вдруг свесилась, словно неживая.
1925
Song
There is one good song by the nightingale -
A funeral song for my head.
Blossomed - slaughtered, grew - knife,
And now she suddenly hung, as if inanimate.
My thoughts, thoughts! Pain in the temples and crown of the head.
I squandered youth without pores, without time.
How it happened, it became, I don’t understand myself.
At night I press a hard pillow to my heart.
Pour down, the sonorous song, pour a sad trill.
In the dark it seems to me - I embrace a sweet one.
Outside the window is the harmonica and the radiance of the month.
Just know - honey will never meet.
Oh, Kalinushka love, blood - cherry dawn,
Like a guitar old and like a new song.
With the same smiles, joy and torment,
What grandfathers sang is sung by grandchildren.
Drink, sing in youth, hit life without a miss -
Anyway, the beloved will bloom bird cherry.
I faded, I don’t know where. In drunkenness, or what? Is it in glory?
I liked it in my youth, but now they left it.
Because a good song in a nightingale
A funeral song for my head.
Blossomed - slaughtered, was - knife,
And now she suddenly hung, as if inanimate.
1925
