А было это летом, Бог весть, в каком году,
Ловили с корефаном мы рыбу на пруду,
Вдали купались бабы, ну, голые совсем,
Я был тогда прорабом, а кореш мой – никем.
И приглянулась быстро мне рыжая одна,
И взгляд ее лучистый, и бедра, и душа.
Но я ведь рос евреем, и было мне нельзя,
С какой другой породой обзаводить ясля.
Припев:
Любви, ей все равно ведь религии людей.
Она давно хохлушка, а он давно еврей.
Да, было дело как-то в далеком том году,
Плескались мы с подружкой в деревне на пруду.
Поблизости два мойши удили карася,
На наши полустанки глаза свои кося.
Один такой приметный, курчавый и большой,
Запомнился предметом и правильной спиной.
Мне мамка все простила, и я к нему ушла.
Вот так еврейский мальчик закинул удила.
Любви, ей все равно ведь религии людей,
Она теперь еврейка, а он совсем еврей.
Любви ей все равно ведь, и только год прошёл,
Она таки еврейка, а я теперь хохол.
And it was in the summer, the god of the news, in which year,
Caught with Cextan we fish on the pond,
There were women bathed, well, naked at all,
I was then a fruner, and my kour is nobody.
And I liked the redhead alone,
And her view of her radiant, and hips, and soul.
But I grew up a Jew, and I could not
With what other breed to get a manner.
Chorus:
Love, she is still the religion of people.
She has long been a hohlushka, and he has long been a Jew.
Yes, it was a thing of somehow in the distant volume,
We splashed with a girlfriend in the village on the pond.
Nearby two mobs Surprise crucian
On our gears eye their sinks.
One such noteworthy, curly and big,
I remember the subject and the right back.
I all forgive me, and I went to him.
That's how the Jewish boy threw the wonder.
Love, she is still the religion of people,
She is now a Jew, and he is quite a Jew.
Love to her anyway, and only a year passed,
She is the same Jewish, and I am now Khokhol.
