Мне шептали в поле ковыли,
ты к кострам цыганским не пыли.
Я в одну лишь ночь пошел на свет,
сам вернулся, ну а сердце нет.
Не погиб, не сгинул — вольный весь,
если взгляд её я встретил здесь.
По ладони провела рукой —
этой ночью будешь только мой.
А в глазах цыганки неба глубина,
и вино в бокалы нам нальёт луна.
Ночью даст забыть себе веков запрет,
на рассвете с грустью мне посмотрит вслед.
На ладонь мою ты не гляди,
знаю, что разлука впереди,
и хоть губы манят так пленя,
дальний путь предчувствует меня.
А в глазах цыганки неба глубина,
и вино в бокалы нам нальет луна.
Ночью даст забыть себе веков запрет,
на рассвете с грустью мне посмотрит вслед.
I whispered in feather grass field
you to the fires Roma do not dust.
I went to the only light in one night,
he returned, well, no heart.
Not dead, not disappeared - all free,
if you think I met her here.
In the palm of her hand -
This night will be only mine.
And in the eyes of the gypsy sky depth
and wine glasses we nalёt moon.
At night will forget yourself centuries ban
at dawn with sadness I look after.
On the palm of my you do not look,
I know that the separation ahead,
and though her lips beckon as prisoners,
long journey premonition of me.
And in the eyes of the gypsy sky depth
and wine glasses we pour the moon.
At night will forget yourself centuries ban
at dawn with sadness I look after.