В вечерних ресторанах,
В парижских балаганах,
В дешевом электрическом раю,
Всю ночь ломаю руки
От ярости и муки
И людям что-то жалобно пою.
Звенят, гудят джаз-банды,
И злые обезьяны
Мне скалят искалеченные рты.
А я, кривой и пьяный,
Зову их в океаны
И сыплю им в шампанское цветы.
А когда наступит утро, я бреду бульваром сонным,
Где в испуге даже дети убегают от меня.
Я усталый, старый клоун, я машу мечом картонным,
И лучах моей короны умирает светоч дня.
Звенят, гудят джаз-банды,
Танцуют обезьяны
И бешено встречают Рождество.
А я, кривой и пьяный,
Заснул у фортепьяно
Под этот дикий гул и торжество.
На башне бьют куранты,
Уходят музыканты,
И елка догорела до конца.
Лакеи тушат свечи,
Давно замолкли речи,
И я уж не могу поднять лица.
И тогда с потухшей елки тихо спрыгнул желтый Ангел
И сказал: «Маэстро бедный, Вы устали, Вы больны.
Говорят, что Вы в притонах по ночам поете танго.
Даже в нашем добром небе были все удивлены».
И, закрыв лицо руками, я внимал жестокой речи,
Утирая фраком слезы, слезы боли и стыда.
А высоко в синем небе догорали божьи свечи
И печальный желтый Ангел тихо таял без следа.
In the evening the restaurants,
In Paris booths,
The cheap electric paradise
Throughout the night racking my hands
From rage and pain
And people something plaintive singing.
Ringing, buzzing jazz bands,
And the evil monkey
I Skala mutilated mouths.
And I, a curve and a drunk,
I called them in the oceans
And rolling in it in a champagne color.
And when the morning comes, I wander the boulevard sleepy,
Where startled even the children run away from me.
I'm tired, old clown, I wave my sword cardboard,
And my crown dying rays of the day the torch.
Ringing, buzzing jazz bands,
dancing monkey
And Christmas greeted wildly.
And I, a curve and a drunk,
I fell asleep at the piano
Under this wild buzz and celebration.
On the tower chimes sounding,
Gone musicians
And the tree had burned down to the end.
Footmen extinguish candles
It has long been silent speech,
And I really can not lift the face.
And then with the extinct tree quietly jumped Yellow Angel
And he said: "Maestro poor, you're tired, you're sick.
They say that you are in the brothels at night sing tango.
Even in our good sky we were all surprised. "
And, covering his face with his hands, I listened to a cruel speech,
Tailcoat Wiping tears, tears of pain and shame.
And high in the blue sky candles were burning ladybugs
And the sad yellow Angel quietly melted away without a trace.
