Текст песни Иосиф Бродский - Звуки Речи - Остановка В Пустыне

Теперь так мало греков в Ленинграде,
что мы сломали Греческую церковь,
дабы построить на свободном месте
концертный зал. В такой архитектуре
есть что-то безнадежное. А впрочем,
концертный зал на тыщу с лишним мест
не так уж безнадежен: это -- храм,
и храм искусства. Кто же виноват,
что мастерство вокальное дает
сбор больший, чем знамена веры?
Жаль только, что теперь издалека
мы будем видеть не нормальный купол,
а безобразно плоскую черту.
Но что до безобразия пропорций,
то человек зависит не от них,
а чаще от пропорций безобразья.

Прекрасно помню, как ее ломали.
Была весна, и я как раз тогда
ходил в одно татарское семейство,
неподалеку жившее. Смотрел
в окно и видел Греческую церковь.
Все началось с татарских разговоров;
а после в разговор вмешались звуки,
сливавшиеся с речью поначалу,
но вскоре -- заглушившие ее.
В церковный садик въехал экскаватор
с подвешенной к стреле чугунной гирей.
И стены стали тихо поддаваться.
Смешно не поддаваться, если ты
стена, а пред тобою -- разрушитель.

К тому же экскаватор мог считать
ее предметом неодушевленным
и, до известной степени, подобным
себе. А в неодушевленном мире
не принято давать друг другу сдачи.
Потом -- туда согнали самосвалы,
бульдозеры... И как-то в поздний час
сидел я на развалинах абсиды.
В провалах алтаря зияла ночь.
И я -- сквозь эти дыры в алтаре --
смотрел на убегавшие трамваи,
на вереницу тусклых фонарей.
И то, чего вообще не встретишь в церкви,
теперь я видел через призму церкви.

Когда-нибудь, когда не станет нас,
точнее -- после нас, на нашем месте
возникнет тоже что-нибудь такое,
чему любой, кто знал нас, ужаснется.
Но знавших нас не будет слишком много.
Вот так, по старой памяти, собаки
на прежнем месте задирают лапу.
Ограда снесена давным-давно,
но им, должно быть, грезится ограда.
Их грезы перечеркивают явь.
А может быть, земля хранит тот запах:
асфальту не осилить запах псины.
И что им этот безобразный дом!
Для них тут садик, говорят вам -- садик.
А то, что очевидно для людей,
собакам совершенно безразлично.
Вот это и зовут: "собачья верность".
И если довелось мне говорить
всерьез об эстафете поколений,
то верю только в эту эстафету.
Вернее, в тех, кто ощущает запах.

Так мало нынче в Ленинграде греков,
да и вообще -- вне Греции -- их мало.
По крайней мере, мало для того,
чтоб сохранить сооруженья веры.
А верить в то, что мы сооружаем,
от них никто не требует. Одно,
должно быть, дело нацию крестить,
а крест нести -- уже совсем другое.
У них одна обязанность была.
Они ее исполнить не сумели.
Непаханое поле заросло.
"Ты, сеятель, храни свою соху,
а мы решим, когда нам колоситься".
Они свою соху не сохранили.

Сегодня ночью я смотрю в окно
и думаю о том, куда зашли мы?
И от чего мы больше далеки:
от православья или эллинизма?
К чему близки мы? Что там, впереди?
Не ждет ли нас теперь другая эра?
И если так, то в чем наш общий долг?
И что должны мы принести ей в жертву?

Now there are so few Greeks in Leningrad,
that we broke the Greek church
in order to build in free space
concert hall. In such an architecture
there is something hopeless. But by the way,
concert hall for over a thousand seats
not so hopeless: this is a temple,
and the temple of art. Who is to blame
that vocal mastery gives
a gathering greater than the banners of faith?
The only pity is that now from afar
we will not see a normal dome,
ugly flat line.
But as for the ugliness of proportions,
then the person does not depend on them,
and more often from proportions of disgrace.

I remember how they broke it.
It was spring and I was just then
went to one Tatar family,
living nearby. Looked
out the window and saw a Greek church.
It all started with Tatar talk;
and then the sounds interfered
merged with the speech at first,
but soon they drowned her.
An excavator drove into the kindergarten
with a cast-iron weight suspended from an arrow.
And the walls began to give in quietly.
It's funny not to succumb if you
a wall, and before you is a destroyer.

In addition, the excavator could count
her subject inanimate
and to a certain extent similar
to myself. And in an inanimate world
it’s not customary to give each other back.
Then - dump trucks were driven there,
bulldozers ... And somehow in the late hour
I sat on the ruins of the absides.
In the hollows of the altar, night was gaping.
And I - through these holes in the altar -
looked at the running trams
to a string of dim lights.
And that which you will not meet at all in the church,
now I saw through the prism of the church.

Someday when we are gone
more precisely - after us, in our place
something like that
which anyone who knew us would be horrified.
But there will not be too many who know us.
So, from old memory, dogs
in the same place they lift their paw.
The fence has been demolished a long time ago
but they must be dreaming of a fence.
Their dreams cross out reality.
Or maybe the earth keeps that smell:
the asphalt does not absorb the smell of dog.
And what is this ugly house for them!
For them there is a kindergarten, they say to you - a kindergarten.
And what is obvious to people
dogs are completely indifferent.
That’s what’s called: “dog loyalty.”
And if I happened to say
seriously about the relay race of generations,
then I believe only in this relay race.
Rather, in those who smell.

So few Greeks in Leningrad today,
and indeed - outside Greece - there are few of them.
At least not enough
to preserve the edifices of faith.
And believe in what we are building,
nobody demands from them. One thing
it must be a nation’s baptism,
and carrying the cross is already another.
They had one duty.
They failed to fulfill it.
An unplowed field is overgrown.
"You sower, keep your sow,
and we’ll decide when we’re heading for it. "
They did not save their plow.

Tonight I look out the window
and think about where we went?
And from what we are more distant:
from Orthodoxy or Hellenism?
What are we close to? What's up ahead?
Is another era awaiting us now?
And if so, then what is our common duty?
And what should we sacrifice to her?