Мысль о тебе удаляется, как разжалованная прислуга,
нет! как платформа с вывеской "Вырица" или "Тарту".
Но надвигаются лица, не знающие друг друга,
местности, нанесенные точно вчера на карту,
и заполняют вакуум. Видимо, никому из
нас не сделаться памятником. Видимо, в наших венах
недостаточно извести. "В нашей семье, - волнуясь,
ты бы вставила, - не было ни военных,
ни великих мыслителей". Правильно: невским струям
отраженье еще одной вещи невыносимо.
Где там матери и ее кастрюлям
уцелеть в перспективе, удлиняемой жизнью сына!
То-то же снег, этот мрамор для бедных, за неименьем тела
тает, ссылаясь на неспособность клеток -
то есть, извилин! - вспомнить, как ты хотела,
пудря щеку, выглядеть напоследок.
Остается, затылок от взгляда прикрыв руками,
бормотать на ходу "умерла, умерла", покуда
города рвут сырую сетчатку из грубой ткани,
дребезжа, как сдаваемая посуда.
The thought of you is removed like a welcomed servant,
No! As a platform with signboard "Slaits" or "Tartu".
But there are persons who do not know each other,
terrain made exactly yesterday to the card
And fill the vacuum. Apparently, no one from
We do not make a monument. Apparently, in our veins
Not enough lime. "In our family, - worrying,
you would be inserted - there was no military,
Neither great thinkers. "Right: Nevsky jets
The reflection of another thing is unbearably.
Where is the mother and her saucepans
Surger in perspective lengthened by the life of the Son!
The same snow, this marble for the poor, for lack of body
melts, referring to the inability of cells -
That is, the sorry! - remember how you wanted
Puddha cheek, look at finally.
It remains, the head of his hands off his hands,
mumble on the go "died, died," as long as
The cities of the river raw mesh made of coarse fabric,
Daveza, like hand-held dishes.
