Текст песни Иосиф Бродский - На смерть друга

Имяреку, тебе, — потому что не станет за труд
из-под камня тебя раздобыть, — от меня, анонима,
как по тем же делам: потому что и с камня сотрут,
так и в силу того, что я сверху и, камня помимо,
чересчур далеко, чтоб тебе различать голоса —
на эзоповой фене в отечестве белых головок,
где наощупь и слух наколол ты свои полюса
в мокром космосе злых корольков и визгливых сиповок;
имяреку, тебе, сыну вдовой кондукторши от
то ли Духа Святого, то ль поднятой пыли дворовой,
похитителю книг, сочинителю лучшей из од
на паденье А.С. в кружева и к ногам Гончаровой,
слововержцу, лжецу, пожирателю мелкой слезы,
обожателю Энгра, трамвайных звонков, асфоделей,
белозубой змее в колоннаде жандармской кирзы,
одинокому сердцу и телу бессчётных постелей —
да лежится тебе, как в большом оренбургском платке,
в нашей бурой земле, местных труб проходимцу и дыма,
понимавшему жизнь, как пчела на горячем цветке,
и замёрзшему насмерть в параднике Третьего Рима.
Может, лучшей и нету на свете калитки в Ничто.
Человек мостовой, ты сказал бы, что лучшей не надо,
вниз по тёмной реке уплывая в бесцветном пальто,
чьи застёжки одни и спасали тебя от распада.
Тщетно драхму во рту твоём ищет угрюмый Харон,
тщетно некто трубит наверху в свою дудку протяжно.
Посылаю тебе безымянный прощальный поклон
с берегов неизвестно каких. Да тебе и неважно.

Imenareku, to you - because he won’t be for work
to get you from under a stone - from me, an anonymous person,
as in the same cases: because they will also erase from the stone,
and because I’m on top and, apart from the stone,
too far for you to distinguish between voices -
on an Aesopian hair dryer in the homeland of white heads,
where touch and hearing you pricked your poles
in the wet space of evil kings and shrill sips;
namereku, you son of the widow of the conductor from
either the Holy Spirit, or the raised dust of the yard,
book thief, writer of the best of od
on fall A.S. in lace and at the feet of Goncharova,
to a liar, a liar, a tear-eater,
the lover of Ingres, tram calls, asphodels,
a white-toothed snake in the colonnade of the gendarmese tarpaulin,
to the lonely heart and body of countless beds
Yes lies to you, as in a large Orenburg shawl,
in our brown land, local rogue pipes and smoke,
who understood life like a bee on a hot flower,
and frozen to death in the diary of the Third Rome.
Maybe the best and there is no gate in the world in Nothing.
Pavement man, you would say that the best is not necessary,
down a dark river floating in a colorless coat
whose clasps alone saved you from decay.
In vain the drachma in your mouth is looking for the sullen Charon,
in vain a trumpet blows upstairs into its pipe.
I send you an unnamed farewell bow
it’s not known from the coast. Yes, it doesn’t matter to you.