Текст песни Иосиф Бродский - Стихи о зимней кампании 1980 года

"В полдневный зной в долине Дагестана..."
М. Ю. Лермонтов

I

Скорость пули при низкой температуре
сильно зависит от свойств мишени,
от стремленья согреться в мускулатуре
торса, в сложных переплетеньях шеи.
Камни лежат, как второе войско.
Тень вжимается в суглинок поневоле.
Небо -- как осыпающаяся известка.
Самолет растворяется в нем наподобье моли.
И пружиной из вспоротого матраса
поднимается взрыв. Брызгающая воронкой,
как сбежавшая пенка, кровь, не успев впитаться
в грунт, покрывается твердой пленкой.

II

Север, пастух и сеятель, гонит стадо
к морю, на Юг, распространяя холод.
Ясный морозный полдень в долине Чучмекистана.
Механический слон, задирая хобот
в ужасе перед черной мышью
мины в снегу, изрыгает к горлу
подступивший комок, одержимый мыслью,
как Магомет, сдвинуть с места гору.
Снег лежит на вершинах; небесная кладовая
отпускает им в полдень сухой избыток.
Горы не двигаются, передавая
свою неподвижность телам убитых.

III

Заунывное пение славянина
вечером в Азии. Мерзнущая, сырая
человеческая свинина
лежит на полу караван-сарая.
Тлеет кизяк, ноги окоченели;
пахнет тряпьем, позабытой баней.
Сны одинаковы, как шинели.
Больше патронов, нежели воспоминаний,
и во рту от многих "ура" осадок.
Слава тем, кто, не поднимая взора,
шли в абортарий в шестидесятых,
спасая отечество от позора!

IV

В чем содержанье жужжанья трутня?
В чем -- летательного аппарата?
Жить становится так же трудно,
как строить домик из винограда
или -- карточные ансамбли.
Все неустойчиво (раз -- и сдуло):
семьи, частные мысли, сакли.
Над развалинами аула
ночь. Ходя под себя мазутом,
стынет железо. Луна от страха
потонуть в сапоге разутом
прячется в тучи, точно в чалму Аллаха.

V

Праздный, никем не вдыхаемый больше воздух.
Ввезенная, сваленная как попало
тишина. Растущая, как опара,
пустота. Существуй на звездах
жизнь, раздались бы аплодисменты,
к рампе бы выбежал артиллерист, мигая.
Убийство -- наивная форма смерти,
тавтология, ария попугая,
дело рук, как правило, цепкой бровью
муху жизни ловящей в своих прицелах
молодежи, знакомой с кровью
понаслышке или по ломке целок.

VI

Натяни одеяло, вырой в трухе матраса
ямку, заляг и слушай "уу" сирены.
Новое оледененье -- оледененье рабства
наползает на глобус. Его морены
подминают державы, воспоминанья, блузки.
Бормоча, выкатывая орбиты,
мы превращаемся в будущие моллюски,
бо никто нас не слышит, точно мы трилобиты.
Дует из коридора, скважин, квадратных окон.
Поверни выключатель, свернись в калачик.
Позвоночник чтит вечность. Не то что локон.
Утром уже не встать с карачек.

VII

В стратосфере, всеми забыта, сучка
лает, глядя в иллюминатор.
"Шарик! Шарик! Прием. Я -- Жучка".
Шарик внизу, и на нем экватор.
Как ошейник. Склоны, поля, овраги
повторяют своей белизною скулы.
Краска стыда вся ушла на флаги.
И в занесенной подклети куры
тоже, вздрагивая от побудки,
кладут непорочного цвета яйца.
Если что-то чернеет, то только буквы.
Как следы уцелевшего чудом зайца.

& Quot; In the midday heat in the valley of Dagestan ... & quot;
           Lermontov

        I

     bullet velocity at a low temperature
     strongly depends on properties of the target,
     from the desire to keep warm in the muscles
     the torso, the neck in a complex web.
     Stones are, as a second army.
     Shadow pressed into reluctant loam.
     Sky - a crumbling lime.
     The aircraft is dissolved in it like a moth.
     And the spring of the mattress rip
     rises explosion. Squirting funnel,
     fleeing skin, blood, not having time to soak
     a primer coated solid film.

        II

     North, the shepherd and the sower, driving a herd of
     to the sea, to the South, spreading cold.
     Clear frosty noon Chuchmekistana Valley.
     The mechanical elephant raising his trunk
     in terror of a black mouse
     mines in the snow, spewing in his throat
     The approaches lump, obsessive thoughts,
     like Mohammed, to budge mountain.
     Snow lies on the tops; heavenly pantry
     let them dry in the afternoon excess.
     Mountains do not move, passing
     his immobility of dead bodies.

        III

     Plaintively singing Slav
     night in Asia. Merznuschaya, crude
     human pork
     She is lying on the floor of the caravanserai.
     Smolder dung, feet numb;
     It smells of rags, a forgotten room.
     Dreams are the same as the overcoat.
     More bullets than memories,
     and in the mouth of many & quot; bang & quot; sediment.
     Glory to those who, without raising his gaze,
     We went to abortion clinics in the sixties,
     saving the country from the shame!

        IV

     What is the content of the buzzing drone?
     What - the aircraft?
     Living becomes as difficult,
     how to build a house of grapes
     or - card assemblies.
     All unstable (again - and blown)
     family, private thoughts, hut.
     Above the ruins of the village
     night. Catching up under her fuel oil,
     getting cold iron. Moon fear
     drown in a boot undressed
     hiding in the clouds, as if in a turban Allah.

        V

     Idle, nobody breathe more air.
     Imported, dumped helter-skelter
     silence. Growing as Opara,
     emptiness. Exist on the stars
     life, to applause,
     to have the ramp ran artillery, blinking.
     Murder - a naive form of death,
     tautology, aria parrot
     handiwork usually tenacious brow
     fly catching life in their sights
     youth, familiar with blood
     hearsay or breaking tselok.

        VI

     Pull the blanket, mattress Dig into dust
     hole, zalyag and listen & quot; y, & quot; sirens.
     New glaciation - glaciation slavery
     creeps on the globe. His moraine
     Power dominates, memories, blouses.
     Muttering, rolling out of orbit,
     we grow in the future clams,
     Bo nobody can hear exactly what we trilobites.
     Blowing from the hallway, well, square windows.
     Turn the switch, turn in Kalachik.
     Spine honors eternity. Not that curl.
     In the morning I do not have to get out of karachek.

        VII

     In the stratosphere, all forgotten, bitch
     barks, looking out the window.
     & Quot; ball! Ball! Reception. I - Beetle & quot ;.
     Bead below the equator and on it.
     As the collar. The slopes, fields, ravines
     repeated its whiteness cheekbones.
     shame all the paint left on the flags.
     And Named podklet chickens
     too, wincing at the Wake,
     put immaculate color eggs.
     If something is black, only letters.
     As the surviving traces of a miracle hare.