Я всегда твердил, что судьба - игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
как способность торчать, избежав укола.
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако - сильно.
Я считал, что лес - только часть полена.
Что зачем вся дева, раз есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
русский глаз отдохнет на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь, и уже не буду.
Я писал, что в лампочке - ужас пола.
Что любовь, как акт, лишена глагола.
Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.
Я сказал, что лист разрушает почку.
И что семя, упавши в дурную почву,
не дает побега; что луг с поляной
есть пример рукоблудья, в Природе данный.
Я сижу у окна, обхватив колени,
в обществе собственной грузной тени.
Моя песня была лишена мотива,
но зато ее хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладет на плечи.
Я сижу у окна в темноте; как скорый,
море гремит за волнистой шторой.
Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли и дням грядущим
я дарю их как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.
I have always said that fate is a game.
Why do we need fish, since there is caviar.
That the gothic style will win like school
as the ability to stick out without being pricked.
I am sitting by the window. Aspen outside the window.
I loved a few. However, it is strong.
I believed that the forest is only part of the log.
Why is the whole virgin, since there is a knee.
That, tired of the dust raised by the century,
the Russian eye will rest on the Estonian spire.
I am sitting by the window. I washed the dishes.
I was happy here, and I won’t.
I wrote that the light bulb contains the terror of the floor.
That love, as an act, is devoid of a verb.
What Euclid did not know, that, descending on a cone,
the thing acquires not zero, but Chronos.
I am sitting by the window. I remember my youth.
Sometimes I smile, sometimes I will spit.
I said the leaf destroys the kidney.
And that the seed, falling into bad soil,
does not escape; that meadow with a clearing
there is an example of masturbation, given in Nature.
I sit by the window with my knees hugged
in the company of his own heavy shadow.
My song had no motive
but you can't sing it in chorus. No wonder
what is my reward for such speeches
no one puts their feet on their shoulders.
I sit by the window in the dark; how fast
the sea thunders behind the wavy curtain.
Second-class citizen, proudly
I recognize as second-class goods
your best thoughts and the days to come
I give them as an experience of dealing with asphyxiation.
I sit in the dark. And she's no worse
in the room than the darkness outside.
