Мой блудный ангел,
без ламентаций и вздохов,
почти не глядя друг на друга
в неверном свете свечей,
мы вновь танцуем танго.
И все не так уж плохо:
мне все равно, где провел ты
сто бесконечных ночей.
Мой блудный ангел,
я и сама - не святая.
Бывает, я улетаю
в мансарды и кабаки,
где пьют поэты,
где ждут меня, как узник ждет рассвета.
Я прихожу, точно Муза,
прямо сквозь сердце к ним в стихи.
Мой беспробудный ангел,
без лишних слов и лишних жестов
мы так с тобою танцуем,
как никогда до сих пор!
Как сладко это танго!
И, Боже, как истаскана пьеса!
Но пусть. Мы все-таки вместе
и «стоп» не говорит нам режиссер.
Под наше танго,
тоски не пряча, кто-то плачет.
А кто-то грезит о ласке
и закрывает глаза.
Танцуй, мой ангел!
Ведь мы с тобой не можем иначе.
Пусть нам осталось два такта,
пусть на это смотрит весь зал.
Сентябрь 1998.
My prodigal angel
without lamentations and sighs,
hardly looking at each other
in the wrong candlelight,
we dance tango again.
And it's not so bad:
I don't care where you spent
one hundred endless nights.
My prodigal angel
I myself am not a saint.
It happens that I fly away
in attics and taverns,
where the poets drink
where they wait for me like a prisoner awaits dawn.
I come like a Muse
straight through the heart to them in poetry.
My deepest angel
without unnecessary words and unnecessary gestures
we dance like this with you,
as never before!
How sweet is tango!
And, God, how worn out the play!
But let it be. We are still together
and the director does not tell us "stop".
To our tango
not hiding longing, someone is crying.
And someone dreams of affection
and closes his eyes.
Dance, my angel!
After all, you and I cannot do otherwise.
Let us have two bars left,
let the whole room look at it.
September 1998.