Марк Тарловский,
«В Коломягах»
Ну зачем ты дрался, барин?
Для чего стрелял, курчавый?
Посмотри, как снег распарен
Под твоею кровью ржавой…
Он томится белой пробкой
В жаркой дырке пистолета
И дымится талой тропкой
Из-под черного жилета.
И скользят мои полозья.
И, серьезный и тверёзый,
Барин ждет, склонясь к березе,
Санок ждет под той березой.
Барин, ляг на мех соболий –
Даром врут, что африкан ты, –
В русском поле, в русской боли,
Русские же секунданты.
Господи, да что же это!
Нешто ль, раненому в пузо,
Уходить тебе со света
Через подлого француза?..
Мы возьмем тебя под мышки,
Мы уложим, мы покроем,
И споем, как пел ты в книжке:
«Мчатся бесы рой за роем..».
Вбей копыта по настилу,
Мчись, обида, через Мойку –
И накидывайся с тылу
На беспомощную тройку!
А пока – за чаркой горькой,
Подперев дворец хрустальный,
В тесной будке с судомойкой
Забавляется квартальный.
И не чуют – эх, мещане! –
Что драчун на Коломяге
Пишет кровью завещанье
По сугробистой бумаге.
М.Тарловский, 1927
Mark Tarlovsky,
"In Kolomyagi"
Well, why did you fight, master?
Why shoot, curly?
See how the snow is steaming
Under your blood rusty ...
He languishes in a white cork
In the gun’s hot hole
And smoking a thawed path
From under the black vest.
And my runners glide.
And serious and hard,
The master waits, leaning towards a birch,
Sanok is waiting under that birch.
Master, lie down on sable fur -
They lie for nothing that you're African
In the Russian field, in Russian pain,
Russian seconds.
Lord, what is it!
Something wounded in the belly,
To leave you from the light
Through the vile Frenchman? ..
We will take you under the arms
We will lay, we will cover
And sing, as you sang in a book:
"Swarm of demons rush after swarm ..".
Hit the hoofs on the floor
Race, resentment, through the sink -
And sneak from the rear
To the helpless three!
In the meantime - for a cup of bitter,
Having supported the crystal palace,
In a cramped booth with a dishwasher
Quarterly fun.
And they don’t smell it - oh, philistines! -
What a brawler on Kolomyag
Writes a testament in blood
On snowdrift paper.
M. Tarlovsky, 1927
