Моей душе так тесно в темноте,
В глуби ужасной,костяной коробки.
Она давно об этом говорила мне.
Она двадцатку лет грызет свои веревки.
Моя душа открыта для плевков,
Спина готова к попаданью камня.
И руки сведены для кандалов.
В бесшумном доме заперты все ставни.
Я свою правду жадно схороня,
Забыл, уйдя в себя искать ответы.
Никто не вправе осуждать меня,
Как и не в силах посчитать планеты.
My soul is so closely in the dark
In the depths of the terrible, bone box.
She had long told me about it.
She gnaws his ropes twenty.
My soul is open to spit,
The back is ready for hitting stone.
And the hands are reduced for shackles.
In a silent home, locked all the shutters.
I will love my truth,
I forgot to seek to search for answers.
No one has the right to condemn me
Like unable to calculate the planets.
