Вода золотая зарю повторяла,
сквозя янтарями в реке.
Жар-птица летела, перо потеряла
на белом прибрежном песке.
Царевич перо подхватил как награду,
подумал, что это не зря.
— Есть краше отрада — шепнула с заката
ему наливная заря. —
перо потеряла заморская птица,
краса басурманской судьбы.
Ищи ее, парень, за краем землицы —
как молодцу без похвальбы?
Царевич пошел по разгульной дороге,
где сильные бьются сердца.
Он счастье сменил на лихие тревоги,
рассеял наследье отца —
за сказы — станицы,
за грезы — границы…
все лучшее было вдали
Над ним насмехались заморские птицы
И в белые руки не шли.
Он умер в поганой корчме на постое,
пропив и леса и моря.
…И тихо угасло перо золотое
в кармане жида-корчмаря.
Golden dawn water repeated,
Through amber in the river.
Fire-bird flew, feather lost
On white coastal sand.
Tsarevich Pen picked up as a reward,
I thought it was not in vain.
- There is a painshche of Otild - whispered from sunset
He is filling dawn. -
Feather lost the overseas bird,
Beauty of Basurmansky Fate.
Look for her guy, behind the edge of the Earth -
How are you young without an advocacy?
Tsarevich went on a rampant road,
Where strong hearts are fighting.
He was happiness replaced on dashing alarms,
Scattered her father's heard -
For tales - Stitsa,
for dreams - borders ...
All the best was away
Over him mocked overseas birds
And in white hands did not go.
He died in a frowning Corcch for fasting
Propying and forests and sea.
... and quietly fucked golden feather
In the pocket of the Zhida Corcmarry.
