Ни слов красивых не было, ни сцен...
Сквозь зубы мат и красная ракета,
И бой до смерти, только бы не в плен...
Февраль, двухтысячный, под Харсеноем где-то...
Мы не сдались, прошитые свинцом,
В упор расстрелянные из гранатомётов,
И смерть взглянула каждому в лицо,
Мы для неё - престижная работа.
Мы не сдались. Нас добивали там,
Тех, кто еще дышал и шевелился.
Февраль, двухтысячный, а дальше темнота...
И на портретах с ленточками лица.
Теперь у вас там, слава Богу, мир?
Без сопровожденья можно ехать смело?
А нас тогда погибло тридцать три,
Хотя к чему всё, разве в этом дело?
Когда на Память вдруг надежды нет,
Кого теперь возводите в героев?
Мы так привыкли к вечной тишине,
Солгавшей нам в тот день под Харсеноем,
Что и сегодня не удивлены -
Про нашу гибель позабыли снова.
Но вдруг не чокаясь во власти тишины
Братишки встанут за спецназ из Пскова.
© Сергей Ефимов
There were no beautiful words, no scenes ...
Through teeth mat and red rocket
And fight to the death, if only not to be captured ...
February, two thousandth, somewhere near Kharsenoy ...
We didn't give up, stitched with lead
Point-blank shot from grenade launchers,
And death looked in everyone's face
We are a prestigious job for her.
We didn't give up. They finished us off there,
Those who were still breathing and stirring.
February, two thousand, and then darkness ...
And in portraits with ribbons on the face.
Now you have peace there, thank God?
Can I go safely without an escort?
And then thirty-three of us died,
Although what's the point, is that really the point?
When there is suddenly no hope for Memory,
Who are you now elevating to heroes?
We're so used to eternal silence
Who lied to us that day at Kharsenoy,
That even today they are not surprised -
Our death was forgotten again.
But suddenly without clinking glasses in the power of silence
The brothers will stand up for the special forces from Pskov.
© Sergey Efimov
