Текст песни Аля Кудряшева - М. и П.

М. и П.
На небе только и разговоров, что о море.

Перед воротами очередь хуже рыночной,
Тесно и потно, дети, пропойцы, бабищи.
Это понятно - на стороне изнаночной
нет уже смысла выглядеть подобающе.
Топчутся - словно утром в метро на Бутово,
словно в Новосибирске в момент затмения.
десять веков до закрытья - а им как будто бы
десять минут осталось, а то и менее.

Тошно и душно. Скоро там будет кровь или
обмороки. Мария отходит в сторону,
где посвободней, где веришь, что Райский сад.
к хрупкой высокой девочке с тонким профилем,
с косами цвета сажи и крыльев ворона
и с серебряными нитками в волосах.

Смотрят оттуда на всё это злое варево
И им просто приходится разговаривать.

Ты откуда? Я - из большого города,
Я оттуда, где небо не помнит синего,
Добраться до дома - разве что на троллейбусе.
Ты будешь смеяться - родители шибко гордые,
Имечко - Пенелопа, а мне - носи его
Ладно, хорошо, что еще не Лесбией.
А ты откуда? Я тоже, знаешь, из города,
Мои родители были - напротив - лодыри.
когда окликают - я не беру и в голову.
Как Мюллер в Германии, Смит на задворках Лондона.

Но как бы то ни было - я сюда не хотела,
вот если бы он не ушел тогда в злую небыль.
Вот если бы мне хоть слово о нем, хоть тело.
..молчат и смотрят каждая в своё небо.

А мой я даже знаю, куда ушел.
И мне бы - хоть знать, что там ему хорошо.

А в очереди предлагают кроссовки дешево
И сувениры в виде ключей на пояс.
...Ты знаешь, как это бывает - вот так всё ждешь его,
А после не замечаешь, что едет поезд.
И ищешь силы в себе - потому что где ж еще,
И давишь тревогу в объятиях серых пепельниц.
... или тебе говорят: "Ты держись". Ты держишься
За поручень, за нож, за катетер капельниц.

А я была - и внешне так даже чистенько,
Ходила на работу бугристой улочкой,
В метро по вечерам набивалась плотненько.
А муж мой сошел с ума и в конце бесчисленно
Вырезывал колыбельки, игрушки, дудочки,
Он, знаешь, был высококлассным плотником.

Да что я тебе говорю - ты уже ученая.
Пенелопа гладит теплые кудри черные.

Говорит - послушай, но если бы что-то страшное,
То как-нибудь ты узнала бы - кто-то выдал бы
А значит, что есть надежда - минус на минус.
- Мне снилось, что Иосиф ножом окрашенным
На сердце моём его имя навечно выдолбил.
- И мне, ты знаешь, тоже такое снилось.

Их накрывает тень от сухой оливы.
Толпа грохочет, как камни в момент прилива.

Он мне говорил - ну, что со мной может статься-то,
По морю хожу на цыпочках - аки посуху,
В огне не горю, не знаю ни слёз, ни горя.
Цитировал что-то из Цицерона с Тацитом,
Помахивал дорожным истертым посохом.
- Я знаю, Мария. Мой тоже ходил по морю

Мой тоже побеждал, говорил, подшучивал,
Родился в рубашке - шелковой, тонкой, вышитой,
И всё - убеждал - всегда по его веленью.
А если не по его - то тогда по щучьему,
Забрался на самый верх - ну куда уж выше-то,
Не видел, что стою уже на коленях.

И вот еще - утешали меня порою,
Что имя его гремит, словно звон набатный.
Подсунули куклу, глянцевого героя
Как Малышу - игрушечную собаку.

- Я знаю, знаю. Я слышала в шуме уличном,
Что он, мол, бог - и, значит, на небе прямо.
как будто не догадаюсь, как будто дурочка,
как будто бы у богов не бывает мамы.

- Он всё говорил, что пути его бесконечны.
- Конечно.

И гогот толпы - как будто в ушах отвертками,
Как будто камнем в вымученный висок.
Пенелопа нелепо курит подряд четвертую.
В босоножки Марии забился теплый песок.
Ну, что там? Доругались ли, доскандалили?
А было похоже - снег заметал в сандалии,
Волхвы бубнили в ритм нечетким систолам,
какой-то зверь в колено дышал опасливо,
И он был с ней неразрывно, больно, неистово,
О Боже мой, как она тогда была счастлива.

- Да, что мы всё о них... Кстати, как спасаешься,
Когда за окном такое, что не вдыхается,
Сквозь рваный снег гриппозный фонарь мигает,

M. and P.
On the sky, only conversations that about the sea.

Before the goal turn worse than the market,
Close and sweend, children, Raidets, Babyschi.
It is understandable - on the side of the wrong side
No longer make sense to look like.
Trample - as if in the morning in the subway on Butovo,
As if in Novosibirsk at the time of eclipse.
Ten centuries before the closure - and they seemed to them
Ten minutes left, or even less.

Nausea and stuffy. Soon there will be blood or
fainting. Maria goes away
Where are the wounded, where you believe that the paradise garden.
To a fragile high girl with a thin profile,
With braids of color of soot and wings of the crow
And with silver threads in her hair.

Watch from there all this evil brew
And they just have to talk.

Where are you from? I am from the big city,
I'm from there, where the sky does not remember blue,
Get to the house - except for trolleybus.
You will laugh - the parents are shyly proud
Have a penelope, and I wear it
Well, well, that is not a lesbian yet.
And where are you from? I, too, know, from the city,
My parents were - on the contrary - Lodii.
When you get around - I do not take it in my head.
Like Muller in Germany, Smith on the backyards of London.

But be that as it may, I did not want here,
Now, if he did not go to the evil inevil.
Now, if I even think about him, even though the body.
.. Made and watch each in your sky.

And I even know where I left.
And I would - even know what he is good there.

And in line offer sneakers cheap
And souvenirs in the form of keys on the belt.
... you know how it happens - that's how you expect him,
And after you do not notice what the train goes.
And you are looking for forces in yourself - because where else,
And you give the alarm in the arms of gray ashtons.
... or tell you: "You hold on." You are holding
For the handrail, for the knife, for the catheter of droppers.

And I was - and externally so even clean,
Went to work with a cheeky street,
In the metro in the evenings, densely stuck.
And my husband went crazy and in the end countlessly
Cut the cramped, toys, shoes,
He, you know, was a high-class carpenter.

Yes, what am I telling you - you're already a scientist.
Penelope strokes warm curls black.

Says - Listen, but if something is terrible,
Then somehow you would know - someone would give out
And therefore, there is hope - minus for minus.
- I dreamed that Joseph Knife was painted
On my heart, I walked his name forever.
- And me, you know, it also dreamed.

They are covered with a shadow from dry olive.
The crowd rumbles like stones at the time of the tide.

He told me - well, that it can be with me,
By sea, I go to tiptoes - Aki Dye,
I'm not grieving on fire, I don't know either tears or grief.
Quoted something from cicero with tacitis,
I waved the road exterurate staff.
- I know Maria. Mine also walked around the sea

Mine also won, spoke, cheered,
Born in a shirt - silk, thin, embroidered,
And that's all - convinced - always by his velenia.
And if it is not by him - then by torture,
Climbed to the very top - well, too higher,
I have not seen what I kneel already.

And now - we console me sometimes,
That his name rattles, as if the ringing of violent.
Dug doll, glossy hero
How the baby is a toy dog.

- I know, I know. I heard in noum street,
That he, they say, God - and, it means, in the sky right.
as if I can't guess, as if fool,
As if the gods do not have moms.

- He said everything that his way was endless.
- Of course.

And the crowd of the crowd - as if in the ears with screwdrivers,
As if a stone in the learned temple.
Penelope ridiculously smokes in a row fourth.
In the sandals Mary scored warm sand.
Well, what's there? Did you disagreened?
And it looked like - the snow was noticed in sandals,
Magi tagged in rhythm fuzzy systoles,
some beast in the knee breathed in danger
And he was with her inextricably, hurt, frantically,
Oh my God, how she was happy then.

- Yes, that we are all about them ... By the way, as you save,
When the window is that not inhaled,
Through the ragged snow influenza flashes,