Я замучил себя.
И тебя я замучаю.
И не будет - потом - Новодевичьей гордости.
Все друзьям на потеху, от случая к случаю,
В ожидании благ и в предчувствии горести.
И врага у нас нет.
И не ищем союзника.
У житейских невзгод - ни размеров, ни мощности.
Но, как птичий полет, начинается музыка
Ощущеньем внезапного чуда возможности!
Значит - можно!
И это ничуть не придумано,
Это просто вернулось из детства, из прошлости.
И не надо Равеля.... А Шумана, Шумана, -
Чтоб не сметь отличить гениальность от пошлости!
Значит - можно - в полет - по листве и по наледи,
Только ветра глотнули - и вот уже начато!
И плевать, что актеров не вызовут на люди, -
Эта сцена всегда исполняется начерно!..
Что с того нам, что век в непотребностях множится?!
Вот шагнул он к роялю походкою узника,
И теплеет в руке мандаринная кожица.
И теперь я молчу.
Начинается музыка!
I've tortured myself.
And I will torture you.
And then there will be no Novodevichy pride.
All friends for fun, from time to time,
In anticipation of good things and in anticipation of sorrow.
And we have no enemy.
And we are not looking for an ally.
Everyday adversity has neither size nor power.
But like a bird flight, the music begins
A sense of the sudden miracle of opportunity!
So - you can!
And this is not in the least invented
It just came back from childhood, from the past.
And there is no need for Ravel ... And Schumann, Schumann, -
So as not to dare to distinguish genius from vulgarity!
So - you can - fly - over the foliage and over the ice,
As soon as the wind blew up - and now it has begun!
And do not care that the actors are not called for people -
This scene is always executed in draft! ..
What does it matter to us that the age of obscenities is multiplying ?!
So he stepped to the piano with the gait of a prisoner,
And the tangerine skin is warming in my hand.
And now I am silent.
The music begins!
