НИКОЛАЮ РУБЦОВУ
Фонарь качается, как пьяный.
То тьма, то свет, то тьма, то свет…
Походкой шаткой, но упрямой
Идёт непризнанный поэт.
Жена, ревнующая к слову.
Строка срывается с пера.
Рубцы на имени Рубцова,
Как от лихого топора.
Тоска мяукает котёнком.
Скребётся в окна темнота.
Скорбит в кладбищенских потёмках
Четверостишие креста.
Без веры в слово всяк – безбожник.
Поставишь свечку и поймёшь.
Не зря же стихотворный сборник
Так на молитвенник похож.
Страниц дыханье еле слышно.
Но искрам Божьим чужд покой.
И между строк печатных пишет
Прощенье ангельской рукой.
То тьма, то свет в селеньи Тотьма.
Любовь, сошедшая с ума.
А жизнь и смерть – один двухтомник,
Где неразлучны свет и тьма.
Леонид Корнилов
Nikolay Rubtsov
Lantern swings like drunk.
Then darkness, then light, then darkness, then light ...
Walking rod, but stubborn
There is an unrecognized poet.
Wife risering to the Word.
The string breaks off with the pen.
Scars on the name of Rubtsova,
As from a lingering ax.
Tooch meows kitten.
Scramble in the dark windows.
Mourn in cemetery dotters
Quarterly Cross.
Without faith in the Word, every female.
Put the candle and understand.
No wonder the poetic collection
So it looks like a prayer room.
Pages of the breath barely audible.
But I sparks God alone.
And between the rows of printed writes
Forgive an angelic hand.
That darkness, the light in the villages of Totma.
Love that has been crazy.
And life and death is one doubletime,
Where are inseparable light and darkness.
Leonid Kornilov
