Текст песни Леонид Сергеев - Симфония нутра

Ну что ж, друзья, готовьтесь,
Я готов поведать вам старинную легенду,
Которую я в детстве на качелях...
Упал, расшибся и лежал в тифу,
В степи, в ночи, под Царево-Кокшайском,
И санитарка Нина Перегуда,
Отстреливала пьяных мамелюков,
Прищурив левый черноокий глаз.
Я слушал, я внимал, я был, как губка,
Которую ныряльщик Сэм Хавимби
Нашел в обломках брига "Венсеремос",
Удачно не доплывшего в Дербент,
Где ждали, ах, как ждали Сципиона -
Гуляку, чичисбея и плейбоя,
Известного в Нагорном Пешаваре
Как Черный-Ибис-Висакхапатнам.
Оттуда и пришли гиперборейцы,
Познавшие значенье слова "гунька"
Не так, как понимали их собратья
С потопленного острова Хонсю.
Они ходили по пескам зыбучим,
Поющим, как Наташа Королева,
Они сходились к озеру Пяянны
И слушали симфонию нутра.
О, сколько силы было в этих звуках,
Несущихся свободно и полетно,
Хамольно и цедурно проникая
В подкорку, корку, уши, нос и рот!
Я задыхался от богатства красок,
Таящихся во фресках Эль-Сфорцандо,
Который по дороге из Хавьеда
Пропил жену и чудного осла.
А славная была девчушка Нина!
Одна в кабине башенного крана
С оборванным тросом противовеса
Она сама Егорку родила.
Сама перекусила пуповину
Зубами из обычной нержавейки
И вспомнила, как в тысяча багровом
Расцвеченном пожарами году
Она, братишка Нина Перегуда,
Лежала вместе под одной шинелкой
С зуавами из гаврского РУОПа
И грезила о чем-то о большом.
И вот сбылось пророчество Тутмосса -
Пирамидальный тополь над Хефреном
Жрецы из фараонского ОМОНа
Срубили и пустили на дрова.
И бедный еретик Джордано Бруно
Обильный пот скофейкой утирая
Кричал, что эта жаркая погода
Влияет на вращение Земли.
Земля стонала в области Китая.
Цинь-Шихуанди бился с войском минов
И циньский воин в круторогом шлеме
Писал на стенах пагоды: "Мин нет".
На заимке таежной под Иркутском
Японский черный пояс Киньдза-Шиба,
От боли воя, словно росомаха,
Для баньки бил ладонями дрова.
А Нина Николаевна Скворцова,
В девичестве товарищ Перегуда,
Читала вслух о гнусности фрейдизма
Осужденным в десятом ИТУ.
Я слушал, я внимал, я был, как губка,
Графиня Де-ля-Боска-ди-Ардженто,
Которую кусал в порыве страсти
Корнет ингенмарландского полка.
Губа синела. Море волновалось.
Бора швыряла волны на Архангельск,
Где люди, одуревши от свободы,
Просили чаек хлеба принести.
Голодный сын стоял на волноломе,
Держа в руках осиновую палку.
Он рыбу взять хотел на червячочка,
Откопанного в вечной мерзлоте.
И мать его, в замужестве Скворцова,
В одну секунду обернулась рыбой,
И клюнула, и он ее зажарил,
И съел, и выжил, и продолжил род.
Вот так и завершается легенда,
Которую я слышал на качелях,
Взлетая к солнцу, падая на землю,
Как маятник - тик-так, тик-так, тик-так.
Так было или не было - неважно,
Утрите слезы смеха и печали,
Живите вечно, падайте на землю,
Взлетайте, и да будет вам тепло!

Well, friends, get ready,
I am ready to tell you an old legend,
Which I am in childhood on a swing ...
Fell, broke up and lay in a typhus,
In the steppe, in the night, near Tsarevo-Kokshaysky,
And nurse Nina Peregud,
Shot drunk Mamelukov,
Squinting the left black eye.
I listened, I listened, I was like a sponge
Which the diver Sam Havimbi
Found in the wreckage of the Ventseros brig,
Successfully not sailing to Derbent,
Where they were waiting, oh, how they waited for Scipio -
Gulyak, Chice and playboy,
Known in Nagorno
Like Black Ibis-visakhapanam.
From there, the Hyperboreans came,
Knowing the meaning of the word "Gunka"
Not as their brothers understood them
From the sunk island of Honsu.
They walked along the sands, unsteady
Singing like Natasha Koroleva,
They converged to the lake of gloan
And they listened to the symphony of the gut.
Oh, how much strength was in these sounds,
Rushing freely and flying,
Himoically and cedo penetrating
In the subcortex, crust, ears, nose and mouth!
I was choking on the wealth of colors,
Melting in the frescoes of El Sphere,
Which on the way from Haved
I drank my wife and a wonderful donkey.
And the glorious was the girl Nina!
One in the cabin of tower crane
With a ragged counterweight cable
She gave birth to Yegorka herself.
She herself had a bite of the umbilical cord
With a teeth of ordinary stainless steel
And remembered how in a thousand crimson
Breeded by fires for the year
She, brother Nina Peregud,
Lay together under one overcoat
With Zuavas from Gavra Ruop
And she dreamed of something about the big.
And then the prophecy of Thutmoss came true -
Pyramidal poplar over the chefren
Priests from the pharaoh riot police
They cut down and put on firewood.
And the poor heretic Jordano Bruno
Abundant sweat wiping with a scofile
Shouted that this hot weather
Affects the rotation of the Earth.
The earth moaned in the field of China.
Qin-shojuandi fought with the army of mines
And Qing warrior in a steeper helmet
He wrote on the walls of the pagoda: "No no."
On the bay of the taiga near Irkutsk
Japanese black belt of Kinza-Shiba,
From the pain of howl, like Wolverine,
For the bathhouse, firewood beat firewood.
And Nina Nikolaevna Skvortsova,
In the girlishness, comrade Pereguda,
I read aloud about the vileness of Freudism
Convicted in the tenth ITU.
I listened, I listened, I was like a sponge
Countess de-la-Boy-di-Arjento,
Which was bitten in a fit of passion
Cornet of the Ingenmarland Regiment.
Lip is blue. The sea was worried.
Bora threw waves to Arkhangelsk,
Where people are fired from freedom,
They asked to bring the gulls of bread.
The hungry son stood on a wave of
Holding an aspen stick in his hands.
He wanted to take the fish on the worm,
Dug in the eternal permafrost.
And his mother, in the marriage of Skvortsov,
In one second she turned fish,
And he pecked, and he roasted her,
And he ate, and survived, and continued the clan.
And so the legend ends,
Which I heard on the swing
Flying up to the sun, falling to the ground,
Like a pendulum-tick-tik, tick, tick-so.
So it was or was not - it doesn’t matter
Warm the tears of laughter and sadness,
Live forever, fall to the ground,
Take off, and let it be warm!