Остановилось время. Шли часы,
а между тем остановилось время,
и было странно слышать в это время,
как где-то еще тикают часы.
Они еще стучали, как вчера,
меж тем как время впрямь остановилось,
и временами страшно становилось
от мерного тиктаканья часов.
Еще скрипели где-то шестерни,
тяжелые постукивали стрелки,
как эхо арьергардной перестрелки
поспешно отступающих частей.
Еще какой-то колокол гудел,
но был уже едва ль не святотатством
в тумане над Вестминстерским аббатством
меланхолично плывший перезвон.
Стучали падуанские часы,
и педантично Страсбургcкие
били, и четко нас на четверти дробили
Милана мелодичные часы.
Но в хоре.этих звучных голосов
был как-то по-особенному страшен
не этот звон, плывущий с древних башен
по черепицам кровель городских -
но старые настенные часы,
в которых вдруг оконце открывалось,
и из него так ясно раздавалось
лесное позабытое ку-ку.
Певунья механическая та
зрачками изумленными вращала
и, смыслу вопреки, не прекращала
смешного волхвованья своего.
Она вела свой счет моим годам,
и путала,
и начинала снова,
и этот звук пророчества лесного
всю душу мне на части разрывал.
И я спросил у Фауста:
- Зачем,
на целый мир воскликнув громогласно:
"Остановись, мгновенье, ты прекрасно!",
забыли вы часы остановить?
И я спросил у Фауста:
- К чему,
легко остановив движенье суток,
как некий сумасбродный предрассудок,
вы этот звук оставили часам?
И Фауст мне ответил:
- О mein Herr,
живущие во времени стоящем
не смеют знать о миге предстоящем
и этих звуков слышать не должны.
К тому же все влюбленные, mein Freund,
каким-то высшим зреньем обладая,
умеют жить, часов не наблюдая.
А вы, mein Herz, видать, не влюблены?!
И что-то в этот миг произошло.
Тот старый плут, он знал, куда он метил.
И год прошел -
а я и не заметил.
И пробил час
- а я не услыхал.
Time has stopped. The hours passed
and meanwhile time has stopped
and it was strange to hear at this time,
like a clock ticking somewhere else.
They were still knocking like yesterday
while time really stood still
and at times it became scary
from the measured ticking of the clock.
The gears were still creaking somewhere,
heavy arrows tapped,
like an echo of a rearguard shootout
hastily retreating units.
Another bell was buzzing
but was already almost a sacrilege
in the fog over Westminster Abbey
melancholy floating chime.
The Padua clock was knocking
and pedantically Strasbourg
beat, and clearly crushed us into quarters
Milan melodic clock.
But in the chorus of these sonorous voices
was somehow especially scary
not this ringing floating from ancient towers
on the tiles of city roofs -
but an old wall clock,
in which suddenly the window opened,
and from it it was so clear
forest forgotten ku-ku.
Singer mechanical ta
with astonished pupils rotated
and, contrary to the meaning, did not stop
his funny magic.
She kept her account of my years
and confused
and started again
and this sound of the forest prophecy
tore my whole soul apart.
And I asked Faust:
- What for,
to the whole world exclaiming loudly:
"Stop, moment, you are wonderful!"
did you forget to stop the clock?
And I asked Faust:
- For what,
easily stopping the movement of the day,
like some extravagant prejudice,
did you leave this sound for the clock?
And Faust answered me:
- Oh mein Herr,
living in time standing
do not dare to know about the moment ahead
and these sounds should not be heard.
Plus all the lovers, mein Freund,
possessing some kind of higher sight,
they know how to live without watching.
And you, mein Herz, are you not in love?
And something happened at that moment.
That old rogue, he knew where he was aiming.
And a year has passed -
and I didn’t notice.
And the hour has struck
- but I did not hear.
