Ветер поднявшись
меня ненавидеть,
одежду и волосы
мои
рвёт в трепь!
Я же спокойный,
я невесомый,
разлукой хранимый
от встреч наших впредь.
Ветер со злобой
меня попирает,
одежду и душу трепет.
Я же тяжёлый.
Уверен:
уже не увижу
ни в одной незнакомке твоего лица твердь.
Свернув в темноту, мы по запаху ищем
любви сатанинский скрежет.
Какое несчастье не встретить её
плечей, костлявые свечи.
Кусками храним,
но подробно не вспомним
ни лиц, ни манер,
ни писем.
И если выйдем друг другу на встречу,
лишь только прошепчем: "nicht schie?en!".
Der Brief, den du geschrieben,
Er macht mich gar nicht bang.
Du willst mich nicht mehr lieben,
Aber dein Brief ist lang.
Zwolf Seiten, eng und zierlich!
Ein kleines Manuskript!
Man schreibt nicht so ausfuhrlich,
Wenn man den Abschied gibt.
Wind rising
I hate me,
clothes and hair
my
tears in idle talk!
I'm calm,
I was weightless,
separation stored
from our meetings in the future.
Wind angrily
I trample,
clothing and soul thrill.
I'm heavy.
I am sure:
I will not see
none stranger your face firmly.
Turning into the darkness, we are looking for the smell
Love satanic rasp.
What a misfortune not to meet her
shoulders, bony candles.
Cuzco store,
but do not remember the details
no people, no manners,
no letters.
And if you go out to meet each other,
Only a whisper: & quot; nicht schie? en! & quot ;.
Der Brief, den du geschrieben,
Er macht mich gar nicht bang.
Du willst mich nicht mehr lieben,
Aber dein Brief ist lang.
Zwolf Seiten, eng und zierlich!
Ein kleines Manuskript!
Man schreibt nicht so ausfuhrlich,
Wenn man den Abschied gibt.
