Багровый и белый отброшен и скомкан,
в зеленый бросали горстями дукаты,
а черным ладоням сбежавшихся окон
раздали горящие желтые карты.
Бульварам и площади было не странно
увидеть на зданиях синие тоги.
И раньше бегущим, как желтые раны,
огни обручали браслетами ноги.
Толпа - пестрошерстая быстрая кошка -
плыла, изгибаясь, дверями влекома;
каждый хотел протащить хоть немножко
громаду из смеха отлитого кома.
Я, чувствуя платья зовущие лапы,
в глаза им улыбку протиснул, пугая
ударами в жесть, хохотали арапы,
над лбом расцветивши крыло попугая.
Crimson and white are thrown back and crumpled,
in green threw handfuls of ducats,
and the black palms of the runaway windows
dealt burning yellow cards.
The boulevards and squares were not strange
see the blue togas on the buildings.
And before running like yellow wounds
lights braced the bracelets of the feet.
Crowd - motley wool fast cat -
swam, bending, with the doors of a pull;
everyone wanted to drag a little
the bulk of laughter cast in a coma.
I, feeling the dresses are calling paws,
squeezed a smile into their eyes, frightening
punches in tin, the Araps laughed
A flowering wing of a parrot above the forehead.
