И зачем только дозволяют пассажирам на третьих полках в Москву ездить? Ведь это же полки багажные. На багажных полках и пущай багажи ездят, а не публика.
А говорят — культура и просвещение! Иль, скажем, тепловоз теперь к поездам прикрепляют и ездят после. А между прочим — такая дикая серость в вагонах допущается.
Ведь это же башку отломить можно. Упасть если. Вниз упадешь, не вверх.
А, может, мне в Москву и не надо было ехать. Может, это Васька Бочков, сукин сын, втравил меня в поездку.
— На,— говорит,— дармовую провизионку. Поезжай в Москву, если тебе охота.
— Братишечка,— говорю,— да на что мне в Москву-то ехать? Мне,— говорю,— просто неохота ехать в Москву. У меня,— говорю,— в Москве ни кола ни двора. Мне,— говорю,— братишечка, даже остановиться негде в Москве этой.
And why only allow passengers on third shelves to go to Moscow? After all, these are luggage racks. On the luggage racks and let the luggage go, not the public.
And they say - culture and enlightenment! Or, say, a diesel locomotive is now attached to trains and driven after. And by the way - such wild grayness in cars is allowed.
After all, the same head can be broken off. Fall if. You’ll fall down, not up.
Or maybe I didn’t have to go to Moscow. Maybe it's Vaska Bochkov, the son of a bitch, led me on a trip.
“On,” he says, “a gratuitous provisioning. Go to Moscow if you're hunting.
“Bratishechka,” I say, “but what am I going to Moscow for?” To me, I say, I’m just reluctant to go to Moscow. I have, I say, no stake or yard in Moscow. I, - I say, - brother, there’s no place to even stop in Moscow.