Когда город уставший за день ночь плащом накрывает,
И покорные ей люди гасят за окнами свет,
И влюбленные в нежных объятьях в хмелю засыпают,
И напев колыбельной младенцу последний куплет
Есть ребята, привыкшие ночь проводить чаще стоя.
Есть девчата, что им накрывают столы до утра.
На столах тех не скатерть с тортами и черной икрою.
Там зажимы, метровки?, лавсан, зеркала, тупфера.
Мирно спит человек, мозг дыханьем его управляет.
Здесь же спят на трубе, и не знаешь, чем кончится сон.
И каталки с приемного лифт каждый час поднимает.
И опять в «неотложку» везут человеческий стон.
Три стола, три судьбы на одном этаже повстречались.
И за каждым стоял позабывший о сне человек.
И в покорных им пальцах узлы невесомо вязались.
Выполнив гемостаз непослушных артерий и вен.
Два часа. Вроде тихо пока. Время есть на затяжку.
И на скорую руку чуть теплого кофе глотнуть.
Только знают они: хирургия не терпит поблажек.
К ним, минуя приемник, везут огнестрельное в грудь.
Две центральных, наркоз, и бригада привычно намылась.
И стреляющий кровью на пальце ушит миокард.
А на небе за окнами солнце уже появилось.
Освещая вспотевшие лица уставших ребят.
Вот еще одна ночь им под ноги, сдаваясь, упала.
Вот опять они власти ее оказались сильней.
Вот опять ненасытная смерть в эту ночь голодала,
Не сумев унести ими души спасенных людей.
А за окнами город опять заведет свои будни,
И по улицам снова пойдет на охоту болезнь.
В оперблоках несут свою службу всегда эти люди,
Вы не бойтесь и спите спокойно, пока они есть.
When a city wears a night tired with a raincoat
And her obedient people put out the light outside the windows,
And lovers in a gentle hug fall asleep in hops,
And chant the lullaby to the baby the last verse
There are guys who are used to spending the night more often while standing.
There are girls who set the tables until morning.
On the tables of those there is no tablecloth with cakes and black caviar.
Are there clamps, markings ?, lavsan, mirrors, tupfer.
A person sleeps peacefully, the brain controls his breathing.
Here they sleep on the pipe, and you do not know how the dream will end.
And the wheelchair from the reception lift lifts every hour.
And again, a groan is carried to the ambulance.
Three tables, three fates on the same floor met.
And behind each stood a man who had forgotten about a dream.
And in their obedient fingers, the knots weightlessly mated.
Having performed hemostasis of the naughty arteries and veins.
Two hours. It seems quiet for now. There is time for a puff.
And whip up a little warm coffee to swallow.
They only know that surgery does not tolerate concessions.
To them, bypassing the receiver, they carry a gunshot into the chest.
Two central, anesthesia, and the team habitually washed up.
And the blood shooter on the finger sutured myocardium.
And in the sky outside the windows the sun had already appeared.
Lighting up the sweaty faces of tired guys.
Here is another night at their feet, surrendering, fell.
Here again they were her power stronger.
Here again, an insatiable death on this night was starving,
Unable to carry away the souls of the saved people.
And outside the windows, the city will again start its everyday life,
And the disease will go hunting again through the streets.
In operbloks always these people
Do not be afraid and sleep peacefully while they are.
