Мы разбросали себя по терновым кустам,
Зная, что там выставляли колючую проволоку.
Каждый в ответе за то, кем он вылупился, сам.
Стая не знает вины и скрывает пособников.
Каждый себе соблазнительный и милый свин,
Верит в лучшее и доверяет скафандру.
Когда с пустотой остается один на один,
Двери находит в проемах молитвы и мантры.
Припев.
И здесь
Достоверна лишь одна боль.
И, зная этот пароль,
Открываем беспощадность жизни.
Я весь
Соткан из ночных проводов,
Осенних хлестких ветров,
Воспаленных и тревожных мыслей.
Кто-то рисует опасный и дерзкий маршрут,
Кто-то плетется в составе унылой колонны,
Кого-то прельщает пушистый семейный уют,
Кто-то, харкая кровью, вставляет патроны.
Вещи родного, того, кто ушел навсегда,
Хранят пронзительно и сиротливо молчание.
Люди эпохи религии и поезда
Глядят глазами оптимистично-печальными.
We scattered ourselves through the thorns,
Knowing that there was a thorny wire.
Everyone is responsible for who he hatched, himself.
The flock does not know guilt and hides accomplices.
Everyone is seductive and cute lead,
He believes in the best and trusts the spacesuit.
When one on one is left with the void,
The doors finds in the openings of prayer and mantras.
Chorus.
And here
Only one pain is reliable.
And knowing this password,
Open the mercilessness of life.
I'm all
Woven from night wires,
Autumn whip winds,
Inflamed and anxious thoughts.
Someone draws a dangerous and daring route,
Someone weaves in a dull column,
Someone seduces fluffy family comfort,
Someone, cramping blood, inserts cartridges.
Things to the one who left forever,
Store piercingly and lonely silence.
People of the era of religion and train
They look with their eyes optimistic-typical.
