В доме в Переделкино отключили свет,
А Булата Шалвыча вот уж год как нет.
У крыльца музейного, руки в рукава,
Пиво пьет директор, да шумит трава.
Мы пойдем с директором в тихий кабинет
Посмотреть с фонариком фото на стене,
Он про все рассказывать станет в тишину:
Про войну, про маму и первую жену.
Отключили свет в доме,
Тенью дом повис в небе,
Словно человек помер
И глаза уткнул в темень.
Я не стану спрашивать и перебивать,
Буду только вежливо слушать да кивать,
И смотреть, как кружится над его столом
Все, что не дописано стареньким пером.
А запах молока и дыма
И голос дорогой Дали.
Все плывет стволов мимо
И тает в голубой дали.
Мы допьем с директором пиво. Помолчим.
И в осенних сумерках тихо посидим...
Все еще наладится, и подключат свет,
А Булата Шалвыча здесь не будет. Нет.
1998
In the house in Peredelkino they turned off the light,
And Bulat Shalych is already not a year.
At the porch of the museum, hands in the sleeves,
The director drinks beer, may the grass noise.
We will go with the director to a quiet office
Look with a flashlight photo on the wall,
He will tell about everything in silence:
About the war, about mom and first wife.
They turned off the light in the house,
The shadow of the house hung in the sky,
Like a person died
And his eyes buried in the dark.
I will not ask and interrupt,
I will only politely listen and nod,
And watch how spinning over his table
Everything that is not added by an old pen.
And the smell of milk and smoke
And the voice of dear Dali.
Everything floats trunks by
And melts in the blue Dali.
We will finish the director of beer. Steam.
And in the autumn twilight we will sit quietly ...
Still getting along, and connect the light,
And Bulat Shalych will not be here. No.
1998