Из Петербургской гавани на юг
Уходит счастье, чтоб не возвратиться.
Так поцелуем и пожатьем рук
Прощает все холодная столица.
В прозрачный сумрак раннего утра
Приходит час изысканный, как роза,
Когда ненужной кажется игра
И всякий смысл утрачивают слезы.
Зачем сюжет чужого колдовства
Растеребил замерзшие ресницы,
Зачем ушла та Русь на острова,
Чтоб больше никогда не возвратиться.
Доверив сердце западным ветрам,
Последний взгляд,
сквозь слезы, в бесконечность,
Под стук копыт, у статуи Петра
Ее счета оплачивает вечность.
Не для стихов, восторга и вина
В Балтийский мрак с тоскою итальянской,
Она сошла и отошла она
В свой страшный век походкой эмигрантской.
И, уходя, не бросив даже взгляд,
На след мостов, как шрамов, на Фонтанке,
Она свой главный завещала клад
Санкт-Петербургской столь некрепкой кладке.
А он живет, не чувствуя вины,
Чахоточный, замерзший и небритый,
Пока смертельно пьяный от весны,
Не вскроет вновь каналы-вены бритвой.
Закрыв лицо, не уходи сейчас...
Ты тоже сын его блестящей пыли.
Твой поминальный, в сущности, романс
Звучал, когда его еще любили.
From the harbor to the south of St. Petersburg
Exit happiness, not to return.
So kissing and shaking hands
Forgives all cold capital.
In the early morning twilight transparent
Comes hour refined, like a rose,
When the game seems unnecessary
And the tears lose all meaning.
Why the story of another of witchcraft
Rasterebil frozen eyelashes
Why she left Russia on the island,
Never to return.
Entrusting heart westerly winds
Last glance
through tears, to infinity,
By the sound of hooves, the statue of Peter
She pays her bills forever.
Not for poetry, delight and wine
In the darkness of the Baltic longingly Italian,
She went and moved it
In his terrible century emigrant gait.
And leaving, not leaving even glance
At the next bridge, as the scars on Fontanka,
She bequeathed his main treasure
St. Petersburg is so imperfect masonry.
But he lives without feeling guilty,
Consumptive, frozen and unshaven,
While deadly drunk from the spring,
Not will open new channels, the veins with a razor.
Covering her face, I do not go now ...
You, too, his son shiny dust.
Your funeral, in essence, romance
It sounds when it is still loved.
