Текст песни Олег Швец - Лиза

В ее будуаре мог бы висеть портрет Баркова на пол стены.
Хотя бы потому, что к слову "жопа" предисловия ей были не очень нужны.
Ногти она носила и пальчики: трогала ими все по девИчьи.
Курила. Влюблялась до неба. Имела и прочие дурные привычки

Нас познакомил чей-то друг на моей кухне.
Имени его не помню, оно было вполне занюханным.
Нас по шестнадцать, она смеялась, так, что вокруг вроде бы становилось светлее.
Я разглядывал ее, шутил, хотя до сих пор это не очень умею.

Потом кто-то принес и понеслась обычная катавасия.
Я отвалил: мне было как то западло участвовать.
Тогда какие то двое возле нее - взопрели:
спорили с кем она сегодня ляжет, бычились, пальцы веером.
Я сказал: «Ребят, не получится.
Это моя девушка, а кто против может выйти со мной на улицу.
Проверим кто из нас больше боится крови.»
Они скалились, но не спорили.

Лиза легла со мной, и сами знаете какие тут нужны эпитеты.
Короче прочухались мы оба заполдень, невыспавшиеся, счастливые.
В эту и в следующие ночи тоже
Ее имя казалось мне лучшим ласкательным прозвищем.

Ух и носило ее потом от одного мужика к другому,
И каждого она любила так, что только плакать и петь, о том как повезло этому охломону.
Это сейчас у нас брюхо, очки, и повышенное давление.
А тогда каждый мог умереть или убить за нее не только по пьяни или подходящему настроению.

И нипричём последний ее Вася (или как там его по-батюшке).
Хороший парень: прилично зарабатывающий.
Тогда он с похмелья остался дома,
А она поперлась бухать с незнакомыми.
Отцу тоже было не до того: проблемы и все сплошь научные,
А я проснулся среди ночи, подумал: «Что-то не то», но до конца так и не прочухал.

А утром не добудились ее, ну и стали вызывать скорую, там, милицию.
А я всего то был способен потом, что рты затыкать тем, кто называл ее блядью и суицидницей.
В этом возрасте счастье вроде бы близко: протяни руку и вот вы уже рядом, голые.
А в ее квартиру я больше не приду и не позвоню, хотя может и стоило бы.

Теперь, если бы мне предложили на выбор исправить что-то в моем туловище или роже,
Я выбрал бы не член и не бицепсы, а голос который делает слово "любовь" значащим, а не расхожим.
И этим вот своим голосом я сказал бы, без балды, конкретно:
«В ней не было чего то особенннее мороза зимой или запаха листьев осенью, но фиг знает как теперь жить без этого.»

Теперь когда я просыпаюсь и вижу свои ноги накрытые одеялом,
То спрашиваю себя: "Одну из них или обе отдал бы ты, чтобы еще раз почувствовать ее рядом?"
Чтобы сказать, что не хочешь ни черта из того что тебе отмерено,
«Давай обнимемся так, чтобы опять настал девяносто третий."
И "Я не брошу тебя. Ни на шаг не отойду. Не отпущу ни на миллиметр!

И свадьбу, как надо, летом, чтобы наконец уже выпить за всё это
И чтобы дети."

In her Boudoire might hang portrait of Barkov on the floor of the wall.
At least because it was not very necessary for the word "ass" preface.
She wore his fingers to her fingers: they touched them all the devies.
Smoked. Falling in love with the sky. Had other bad habits

We were introduced to each other in my kitchen.
I do not remember him, it was quite snowy.
We are sixteen, she laughed, so that around it seems to be lighter.
I looked at her, joked, although I still do not know how much.

Then someone brought and rushed ordinary catatasia.
I dug out: I was like that of Zapost to participate.
Then some two near her - drove:
They argued with whom she will fall today, there are, fingers fan.
I said: "Guys will not work.
This is my girlfriend, and who can come to the street against me.
Check which of us is afraid of blood. "
They scalded, but did not argue.

Lisa lay down with me, and you yourself know what the epithets are needed.
In short, we still have both shaded, mischievous, happy.
In this and next night too
Her name seemed to me the best smear nickname.

Wow and then wore it from one man to another,
And everyone she loved so much that only cry and sing, about how lucky this chokhlona.
It is now we have belly, glasses, and high pressure.
And then everyone could die or kill it not only on drunk or a suitable mood.

And niprich the last of her Vasya (or as it is in the father).
Good guy: decent earning.
Then he stayed at home with a hangover,
And she began to bloom with unfamiliar.
The father was also not before: the problems and everything is completely scientific,
And I woke up among the night, thought: "Something is wrong," but I didn't even cool.

And in the morning it was not visible, well, and began to call an ambulance, there, the police.
And I was only able to stop the mouths that the mouths to stack those who called her fucking and suicidant.
At this age, happiness seems to be close: to last hand and now you are already near, naked.
And in her apartment I will no longer come and call, although it may be worth it.

Now, if I were offered to choose to fix something in my torso or feel,
I would have chosen not a member and not biceps, but a voice that makes the word "love" meaning, and not going.
And I would say with this voice, without a bald, specifically:
"It did not have something more special than frost in winter or the smell of leaves in the fall, but FIG knows how to live without it now."

Now when I wake up and see my legs covered with a blanket,
I ask myself: "Would you give one of them or would you feel it again?"
To say that you do not want any damn from what you are measured,
"Let's go around so that it is ninety-third again."
And "I will not bother you. I will not go away. I will not let go per millimeter!

And the wedding, as it should, in the summer, to finally have a drink for all this
And for children. "