Текст песни Олег Ващаев - Звонарь

Звонарь
Прямо по Валааму, что ни штурмом, то изломом.
В час "икс" вдох и выдох – навынос, покуда не выдаст ехидну ослица.
Я не из этого теста, а когда не в жилу – совсем тяжело.
От Кубани, через Терек до Баку, Эривана и Тифлиса,
Не измеришь, не отменишь, не простишь. Легли на крыло.
Перекрыли кислород, объегорили народ, поимели во все места.
Указали шесток, раздали паёк. Шаг вперёд, вправо, влево – черта.
Альпийских снегов, Киевских гор – колья осиновые, язвы гвоздиные;
Полукровки, маловеры вершат приговор: в лоскуты, в лоскуты! В помои сединами!
Улюлюкают, шельмуют, свистят, брызжут слюной.
А на золотом крыльце довольный сапожник-портной.
Вот вам рукотворная слава, доля ворья-шакалья.
Сначала эйфория, трофеи, халява. В итоге братская полынья.
Сгорбились, сгрудились. Толокно да картошка.
Самогонные речи уносят глубже от берегов:
Что ж ты, лей, не жалей, аль не чуешь, с кем пьёшь?
Где здесь самая-самая ложка! –
Дёгтя с мёдом и перцем для пущей зачистки мозгов.
Своим умом бы да своими устами, но над и под нами – вода и вода.
Слава Богу, дневальный в электрическом храме
До сих пор не замкнул провода.
Белая голова, воспалённые глаза...
После свеч, среди икон, ночами, на уровне сердца
Загорается Твоя бирюза.
С замиранием струн, снится Делакруа.
От крова до гроба рядом казни и козни.
Как из Грек по Днепру, проходя острова, лисий дух в Русском море намотало на кости
Аврамова лона. Гей, нишкни, государь!
Самозван-самосвят, зуб за око, не глядя!
Гей, Ядвига, Варнава, трижды в воду, подряд,
Кого конём потесним, кого плетью огладим.
Крещальную формулу обертоны инакомыслия, шутя, заслали в надир.
Не ведая, творили: в Ингельгейме – Людовик, в Киеве – князь Владимир.
Как апостолы, от гнева и гонений Иудеев,
А жёны-мироносицы – от Распятья до гроба, -
Страхи и страсти, досказав и рассеяв,
В каждом стаде со своим уставом особа.
Свобода шарлатанка на шарабане-американке,
Гении, злодеи рядом с факелом Веры.
И тут уж не зарекайся ни от амнистии, ни от крайней
По-еврейски, гречески, римски обещанной высшей меры.
Всё равно, что исповедовать праведников
В Богом забытом раю,
Где и так довольно уготовано правд,
Чтобы кто-нибудь вспомнил Твою, или понял свою.
О чём ты молчишь, звонарь?
Какая долгая епитимья...
От Пилата до Ирода – сироты мы.
От Ирода до Пилата – виноватые.
Ищем пятый угол - место скорби, совести и стыда.

Bell ringer
Directly on Valaam, which is not a storm, that is a break.
At the hour of "X" inhale and exhalation - the honeycomb, as long as the Osksya will not give the echid.
I am not from this test, and when not in the custody is very hard.
From Kuban, through Terek to Baku, Erivan and Tiflis,
Do not measure, you will not deselect, do not forgive. They lay on the wing.
They blocked oxygen, whom to the people, raped in all places.
They indicated the seals, distributed the pie. Step forward, right, left - damn.
Alpine snows, Kiev Mountains - Osinovye Pokolay, Navigation Ulcers;
Half-bullies, Malovers pursue the verdict: in flap, flap! In the fear of the sledna!
They hide, peel, whistling, splatter saliva.
And on the golden porch, a contented shoemaker-tailor.
Here you have a man-made glory, the share of Vorya Shakalia.
First euphoria, trophies, freebies. As a result, fraternal wormal.
Ground, coughed. Tolko and potato.
Moonshine speeches take deeper from the shores:
Well, you, Lei, do not regret, al do not you feel, with whom they drink?
Where is the most-spoon here! -
Feeding with honey and pepper for blowing brain stripping.
It would be my mouth, but above and under us - water and water.
Thank God, daylight in the electric temple
Still not closed the wires.
White head, inflamed eyes ...
After the candle, among icons, nights, at heart level
Your turquoise lights up.
With the fading strings, dream of Delacroix.
From the bed to the coffin near execution and goats.
How from the Greek on the Dnieper, passing the islands, the fox in the Russian sea wound on the bones
Abramova Owl. Gay, Nishkni, Sovereign!
Self-timber, tooth for the eye, without looking!
Gay, Jadvig, Varnava, three times in the water, in a row,
Who is the horse to blow, whom you can enter.
The baptismal formula overtone dissent, joking, seated in Nadir.
Do not know, worked: in Ingleleym - Louis, in Kiev - Prince Vladimir.
Like apostles, anger and persecution of Jews,
And Miron's wives - from crucifying to the coffin -
Fears and passions, reckoning and scattering,
In each herd with its charter.
Freedom of a charlatanka on Sharaban-American
Genius, villains next to the torch of faith.
And here they do not regain any of the amnesty, nor from
In Jewish, Greek, Roman promised the highest measure.
I don't care what to confess the righteous
In the god forgotten paradise,
Where and so pretty caked by true
To someone remembered yours, or understood his.
What are you silent about, ringer?
What a long bitsa ...
From Pilate to Herod - orphans we.
From Herod to Pilate - guilty.
We are looking for the fifth corner - the place of grief, conscience and shame.