БЛОКАДНАЯ ЛАСТОЧКА
Весной сорок второго года
множество ленинградцев
носило на груди жетон -
ласточку с письмом в
клюве.
Сквозь года, и радость, и невзгоды
вечно будет мне сиять одна -
та весна сорок второго года,
в осажденном городе весна.
Маленькую ласточку из жести
я носила на груди сама.
Это было знаком доброй вести,
это означало: "Жду письма".
Этот знак придумала блокада.
Знали мы, что только самолет,
только птица к нам, до Ленинграда,
с милой-милой родины дойдет.
...Сколько писем с той поры мне было.
Отчего же кажется самой,
что доныне я не получила
самое желанное письмо?!
Чтобы к жизни, вставшей за словами,
к правде, влитой в каждую строку,
совестью припасть бы, как устами
в раскаленный полдень - к роднику.
Кто не написал его? Не выслал?
Счастье ли? Победа ли? Беда?
Или друг, который не отыскан
и не узнан мною навсегда?
Или где-нибудь доныне бродит
то письмо, желанное, как свет?
Ищет адрес мой и не находит
и, томясь, тоскует: где ж ответ?
Или близок день, и непременно
в час большой душевной тишины
я приму неслыханной, нетленной
весть, идущую еще с войны...
О, найди меня, гори со мною,
ты, давно обещанная мне
всем, что было,- даже той смешною
ласточкой, в осаде, на войне...
BLOCKED SWALLOW
Spring forty-two
many Leningraders
wore a badge on his chest -
swallow with a letter to
beak.
Through the years, and joy, and adversity
forever alone will shine on me -
that spring of the forty-second year,
in the besieged city, spring.
Little swallow made of tin
I wore it on my chest myself.
It was a sign of good news
it meant: "Waiting for a letter."
This sign was invented by the blockade.
We knew that only a plane
only a bird to us, before Leningrad,
from the dear, dear homeland will come.
... How many letters have been to me since then.
Why does it seem most
that until now I have not received
the most coveted letter ?!
To life, following the words
to the truth poured into every line
conscience would fall like a mouth
at hot midday - to the spring.
Who did not write it? Did not send?
Is it happiness? Is it a victory? Trouble?
Or a friend who is not found
and not recognized by me forever?
Or somewhere hitherto wandering around
that letter desired as light?
Looks for my address and does not find
and languishing, yearning: where is the answer?
Or the day is near, and without fail
in an hour of great peace of mind
I will accept unheard of, imperishable
news coming from the war ...
Oh find me, burn with me
you long promised to me
all that was - even that ridiculous
swallow, under siege, in war ...
