Текст песни Ольга Макеева - письмо четвертое

Мой милый друг, мой друг неблизкий, я повторяюсь. Ну и что ж! В глуши моей карело-финской другой забавы не найдешь, как к Вам писать. Еще не зная, какую тему разовью, я чую, чую дежавю, слова на вкус перебирая. Почти почившие в забвенье (забей, наплюй и разотри), всплывают чудные мгновенья из памяти – одно, два, три, двенадцать, триста двадцать восемь – я помню все наперечет. А лето медленно течет, все более склоняясь в осень, и я все более клонюсь к сарказму, пусть и с неохотой, пусть и борюсь еще, борюсь с собой, ищу высокой ноты, но вряд ли отыщу уже.

Комар гудит на вираже и мессером заходит с тыла. Шлепок – и нету комара. Любовь прекрасная уныло во мне шевелится с утра, к обеду просится наружу, а ввечеру – простыл и след, а мне и времени-то нет ее искать. Чего уж хуже – в тоске-печали вечерять, вперяя взор в блокнот заветный, и с ужасом осознавать, что и не сладок плод запретный, и не волнуется душа, и сердце – нет, не кровоточит… Уж дело мало-мало к ночи, а не наплакалось стишат, не излилось строки звенящей и трепетной из-под пера. От скуки в тишине зудящей охочусь я на комара, оставив светлый образ Ваш.

Возможно, виноват пейзаж. Все то же небо, то же поле и то же озеро вдали, и ветер в бархатном камзоле гоняет тучи-корабли из края в край, и преют травы на позаброшенных лугах, и время прячется в стогах, и лезет леший из канавы, и убегает в темный лес, где, претворяясь каменюкой, спит дух, владетель здешних мест и греет лысину гадюкой. Все те же ягоды, грибы, компоты, джемы, маринады, и в цветуёчках палисады, и плен натопленной избы, и та же лень, и та же нега, неприхотливый дачный быт, и в воду весело с разбега, и в небо с песнею навзрыд… Вокруг все та же красота, что и всегда.

Но я не та. Мне скучно, бес - но без томленья весны и розовых соплей. Не бередят мои мученья воспоминанья прежних дней, увы! Я так была бы рада живописать былую страсть, но вот досадная напасть – свели коня у конокрада. От нежной муки клонит в сон, от песен сердца вянут уши, и как-то побоку, влюблен в меня предмет иль равнодушен ко мне – я знаю наперед, что может быть, а что случится… зачем познавшей ветра птице просить у неба самолет? На что красавице клобук, к чему доярке Северянин? Моя отрава, мой недуг звучат во мне без липкой дряни весьма сомнительных страстей.

Я по привычке жду вестей от Вас и Вам пишу посланья, но попросту, без огонька. Восторг взаимопониманья размыла времени река. Стареет взгляд, седеет нежность, мгновений множится чреда и утомляет. Лебеда. Сныть. Непогода. Неизбежность. И письма странные писать уже давно намного слаще, чем видеть Вас иль представлять как Вы вскрываете шуршащий словами нежными конверт, слезу роняете скупую на ворох лет, на долю злую, на то, чего в помине нет. Мой друг! Достало бы чернил заплакать чистый лист бумажный, а кто кого и где любил – не интересно и не важно.

Во имя ясного огня, Простите глупую меня.

My dear friend, my friend is not close, I repeat. Well then! In the wilderness of my Karelian-Finnish other fun you will not find how to write to you. Still not knowing what topic I’ll develop, I can smell it, I can smell deja vu, sorting out words to taste. Almost dead in oblivion (forget, spit and rub), wonderful moments come up from memory - one, two, three, twelve, three hundred twenty eight - I remember everything in vain. And summer is slowly flowing, more and more leaning toward autumn, and I am more and more inclined towards sarcasm, albeit with reluctance, even if I struggle, I struggle with myself, I’m looking for a high note, but I’m unlikely to find it already.

The mosquito is buzzing on a turn and Messer comes from the rear. Slap - and there is no mosquito. Love lovely sadly stirs in me in the morning, asks for dinner outside for dinner, and in the evening - the trace has caught a cold, and I have no time to look for it. What is worse - to sup in sorrow and sorrow, staring at the cherished notebook, and to be horrified to realize that the forbidden fruit is not sweet, and the soul does not worry, and the heart doesn’t bleed ... It’s a little, little by night, but they didn’t cry, they didn’t cry, the lines rang, ringing and trembling from under the pen. From boredom in the itching silence I hunt for a mosquito, leaving your bright image.

Perhaps the landscape is to blame. All the same sky, the same field and the same lake in the distance, and the wind in a velvet camisole drives clouds of ships from edge to edge, and grass rumbles in abandoned meadows, and time hides in haystacks, and a goblin crawls out of the ditch, and runs off into a dark forest where, pretending to be stone, the spirit sleeps, the ruler of these places and heats the bald spot with an adder. All the same berries, mushrooms, compotes, jams, marinades, and in the flowers of the palisade, and the captivity of the flooded hut, and the same laziness, and the same bliss, unpretentious country life, and fun in the water with a run, and into the sky with a song sobbing ... Around all the same beauty, as always.

But I'm not that. I am bored, demon - but without the languor of spring and pink snot. Remember my past days, alas! I would be so glad to paint a former passion, but here's an annoying misfortune - brought the horse to the horse-thief. From tender torment it tends to sleep, from songs the ears are withering, and somehow side by side, in love with me, an object or indifferent to me - I know in advance what can be and what will happen ... why should a bird knowing the wind ask the sky from the plane? What is the beauty of the hood, why the milkmaid Northerner? My poison, my illness sound in me without sticky trash of very dubious passions.

Out of habit, I am waiting for news from you and I am writing messages to you, but simply, without a twinkle. The delight of understanding blurred the time of the river. The eyes are aging, tenderness is turning gray, moments are multiplied and tired. Quinoa. To dream Bad weather. Inevitability. And strange letters to write have long been much sweeter than seeing you or imagining you opening a rustling envelope with tender words, dropping a tear stingy for a heap of years, for an evil share, for what is not mentioned. A friend of mine! It would be enough for ink to cry a blank sheet of paper, and who loved whom and where is not interesting or important.

In the name of clear fire, Forgive me stupid.