Сестра моя - жизнь и сегодня в разливе
Расшиблась весенним дождем обо всех,
Но люди в брелоках высоко брюзгливы
И вежливо жалят, как змеи в овсе.
У старших на это свои есть резоны.
Бесспорно, бесспорно смешон твой резон,
Что в грозу лиловы глаза и газоны
И пахнет сырой резедой горизонт.
Что в мае, когда поездов расписанье
Камышинской веткой читаешь в купе,
Оно грандиозней святого писанья
И черных от пыли и бурь канапе.
Что только нарвется, разлаявшись, тормоз
На мирных сельчан в захолустном вине,
С матрацев глядят, не моя ли платформа,
И солнце, садясь, соболезнует мне.
И в третий плеснув, уплывает звоночек
Сплошным извиненьем: жалею, не здесь.
Под шторку несет обгорающей ночью
И рушится степь со ступенек к звезде.
Мигая, моргая, но спят где-то сладко,
И фата-морганой любимая спит
Тем часом, как сердце, плеща по площадкам,
Вагонными дверцами сыплет в степи.
My sister is life today in spilling
Druck to the spring rain about all
But people in key chains are highly obese
And politely stuffed as snakes in OVE.
The elders have their own sharms.
Undoubtedly, indisputably ridiculous your reason,
That in the thunderstorm of the lilac eyes and lawns
And smells the raw rescue horizon.
What's in May when trains are painted
Kamyshin's branch read in the coupe,
It is a grand saint writer
And ferrous from dust and storm canapes.
What only runs, developing, brake
On peaceful villagers in zagalny fault,
With mattresses look, not my platform,
And the sun, sitting down, condoles me.
And in the third splash, floats the bell
Solid apologies: I regret, not here.
Under the curtain carries outstanding at night
And the steppe from the steps to the star collapses.
Blinking, blinking, but sleep somewhere sweetly,
And Fata-Morgana Favorite Sleeps
That hour, like a heart, shoulders around the courts,
The carriage doors of the film in the steppe.
