И я теперь не смею говорить.
Что я могу?.. Им ночь, как покрывало!
Я тяжести войны такой не знала,
стремительной не знала страсти: «Жить!»
Но дерево, которое лежит,
громадно, значит соки их впитало.
И рук и ног моих мне будет мало,
чтоб дерево такое обхватить.
Но в каждой его трещинке слова
звучат, как гимн: «Мы живы… живы… люди!
Пока народ наш жив – мы живы будем», —
но я не знаю, так ли я жива,
как сотни здесь оставленных солдат,
сумевших плотью прородиться в древе.
Я знаю, что они теперь на небе,
на нас с небес торжественно глядят.
Но дерево, которое лежит,
глядит с укором… В чем мы виноваты?..
В том, что сильней любили нас солдаты,
чем мы себя сумели полюбить.
Оно погибло, сбросивши листву.
В его листве солдат померкли лица.
Все потому, что на земле живут
сегодня те, кто ею не гордится.
Все потому, что не понять страну
всем тем, кто не вскормил ее костями,
кто не познал цены за тишину,
за глубину небес над головами,
за этот вот простой кусок земли
старинной Вязьмы у лесной опушки,
за медный купол: он сиял вдали
на самой незатейливой церквушке.
А я, ладони к древу прислоня,
шепчу: «О, древо, древо, дай мне силы.
От черствости моей и от бессилья
всей силою солдат спаси меня!»
Саша Ирбе
And now I dare not speak.
What can I? .. Im night, like a veil!
I didn’t know the severity of the war,
swift did not know passion: "Live!"
But the tree that lies
enormously, it means they have absorbed the juices.
And my arms and legs will be few for me
to grab a tree.
But in his every crack words
they sound like a hymn: "We are alive ... alive ... people!
As long as our people are alive, we will be alive, ”-
but I don’t know if I’m so alive
like hundreds of soldiers left here,
able to be born in the flesh in a tree.
I know that they are now in heaven
they are solemnly looking at us from heaven.
But the tree that lies
looks reproachfully ... What are we to blame? ..
That the soldiers loved us more
than we managed to love ourselves.
It died, dropping foliage.
The faces faded in his foliage.
All because they live on earth
today those who are not proud of her.
All because I don’t understand the country
to all those who did not feed her bones,
who did not know the price for silence,
beyond the depths of heaven above their heads
for this simple piece of land
old Vyazma at the forest edge,
behind the copper dome: it shone in the distance
at the most unpretentious church.
And I, palms against the tree leaning,
whisper: “Oh, tree, tree, give me strength.
From my callousness and from impotence
with all the strength of the soldier save me! ”
Sasha Irbe