Он проснулся и утро взвесил:
Тяжек мир, на любовь скупой.
Лживы ангелы, лучше – бесы,
Если жизнь объявила бой.
Он не слабый, он знал победы.
Мог бы больше, но есть тоска.
Он – язычник, он – сын рассвета,
Сын пшеничного колоска,
Потерявшийся ненароком,
Не стремящийся на поклон…
Он – изгой, а князья жестоки
К отвергающим власть икон.
У презренного иноверца
Все святыни – не напоказ:
Вместе с кровью в мешочке сердца
Умещаются в самый раз!
Ему свято природы буйство,
Ему дорог ярилин свет…
Но язычество – богохульство
Там, где чтут, как закон, завет.
…А когда и его – с толпою –
Окрестили, раздалась весть:
Чудным образом у изгоя
В колосок обернулся крест!
Но язычник рыдал: впервые
Он не смог отвести беду.
Он не верил, что их святые –
У безумцев на поводу.
He woke up and weighed the morning:
The world is heavy, stingy with love.
The angels are lying, the demons are better,
If life has declared battle.
He is not weak, he knew victories.
Could have been more, but there is longing.
He's a heathen, he's a son of the dawn
Son of a spikelet of wheat
Lost by accident
Not aspiring to bow ...
He is an outcast and princes are cruel
To those who reject the power of icons.
The despicable Gentile
All the shrines are not for show:
Together with the blood in the bag of the heart
Fit just right!
Riot of nature is sacred to him,
Yarilin's light is dear to him ...
But paganism is blasphemy
Where they honor the law, the covenant.
... And when his - with the crowd -
They were baptized, the message was distributed:
Miraculously at an outcast
A cross has turned into a spikelet!
But the pagan sobbed: for the first time
He could not ward off trouble.
He did not believe that their saints -
The madmen have a lead.
