Текст песни Б. Л. Пастернак - Марбург

Я вздрагивал. Я загорался и гас.
Я трясся. Я сделал сейчас предложенье,-
Но поздно, я сдрейфил, и вот мне - отказ.
Как жаль ее слез! Я святого блаженней.

Я вышел на площадь. Я мог быть сочтен
Вторично родившимся. Каждая малость
Жила и, не ставя меня ни во что,
B прощальном значеньи своем подымалась.

Плитняк раскалялся, и улицы лоб
Был смугл, и на небо глядел исподлобья
Булыжник, и ветер, как лодочник, греб
По лицам. И все это были подобья.

Но, как бы то ни было, я избегал
Их взглядов. Я не замечал их приветствий.
Я знать ничего не хотел из богатств.
Я вон вырывался, чтоб не разреветься.

Инстинкт прирожденный, старик-подхалим,
Был невыносим мне. Он крался бок о бок
И думал: "Ребячья зазноба. За ним,
К несчастью, придется присматривать в оба".

"Шагни, и еще раз",- твердил мне инстинкт,
И вел меня мудро, как старый схоластик,
Чрез девственный, непроходимый тростник
Нагретых деревьев, сирени и страсти.

"Научишься шагом, а после хоть в бег",-
Твердил он, и новое солнце с зенита
Смотрело, как сызнова учат ходьбе
Туземца планеты на новой планиде.

Одних это все ослепляло. Другим -
Той тьмою казалось, что глаз хоть выколи.
Копались цыплята в кустах георгин,
Сверчки и стрекозы, как часики, тикали.

Плыла черепица, и полдень смотрел,
Не смаргивая, на кровли. А в Марбурге
Кто, громко свища, мастерил самострел,
Кто молча готовился к Троицкой ярмарке.

Желтел, облака пожирая, песок.
Предгрозье играло бровями кустарника.
И небо спекалось, упав на кусок
Кровоостанавливающей арники.

В тот день всю тебя, от гребенок до ног,
Как трагик в провинции драму Шекспирову,
Носил я с собою и знал назубок,
Шатался по городу и репетировал.

Когда я упал пред тобой, охватив
Туман этот, лед этот, эту поверхность
(Как ты хороша!)- этот вихрь духоты -
О чем ты? Опомнись! Пропало. Отвергнут.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Тут жил Мартин Лютер. Там - братья Гримм.
Когтистые крыши. Деревья. Надгробья.
И все это помнит и тянется к ним.
Все - живо. И все это тоже - подобья.

О, нити любви! Улови, перейми.
Но как ты громаден, обезьяний,
Когда над надмирными жизни дверьми,
Как равный, читаешь свое описанье!

Когда-то под рыцарским этим гнездом
Чума полыхала. А нынешний жуел -
Насупленный лязг и полет поездов
Из жарко, как ульи, курящихся дупел.

Нет, я не пойду туда завтра. Отказ -
Полнее прощанья. Bсе ясно. Мы квиты.
Да и оторвусь ли от газа, от касс,-
Что будет со мною, старинные плиты?

Повсюду портпледы разложит туман,
И в обе оконницы вставят по месяцу.
Тоска пассажиркой скользнет по томам
И с книжкою на оттоманке поместится.

Чего же я трушу? Bедь я, как грамматику,
Бессонницу знаю. Стрясется - спасут.
Рассудок? Но он - как луна для лунатика.
Мы в дружбе, но я не его сосуд.

Ведь ночи играть садятся в шахматы
Со мной на лунном паркетном полу,
Акацией пахнет, и окна распахнуты,
И страсть, как свидетель, седеет в углу.

И тополь - король. Я играю с бессонницей.
И ферзь - соловей. Я тянусь к соловью.
И ночь побеждает, фигуры сторонятся,
Я белое утро в лицо узнаю.

I shuddered. I went on and off.
I was shaking. I made an offer now, -
But late, I drifted, and here I was - a refusal.
What a pity for her tears! I am more blessed than a saint.

I went out to the square. I could be found
Second births. Every little thing
She lived and, not putting me in anything,
In its farewell meaning it rose.

The limestone was hot and the streets were
He was dark, and looked at the sky from under his brows
Cobblestone, and the wind, like a boatman, rowed
By faces. And all these were similarities.

But be that as it may, I avoided
Their views. I didn't notice their greetings.
I didn't want to know anything about the riches.
I struggled to avoid crying.

Natural instinct, sycophant old man
Was unbearable to me. He sneaked side by side
And I thought: "Childish sweetness. Behind him,
Unfortunately, you have to keep an eye on both. "

Step, and one more time, instinct kept telling me
And he led me wisely, like an old scholastic,
Through the virgin, impassable reed
Heated trees, lilacs and passion.

"You will learn with a step, and then at least run,"
He repeated, and a new sun from the zenith
I watched them teach walking again
A native of the planet on a new planet.

Some were blinded by this. Others -
In that darkness it seemed as though you could gouge your eye out.
Chickens dug in the dahlia bushes,
Crickets and dragonflies ticked like a watch.

Tiles floated, and noon watched,
Without blinking, on the roof. And in Marburg
Who, loudly fistula, made a crossbow,
Who silently prepared for the Trinity fair.

Turned yellow, devouring clouds, sand.
Forestorm played with bush eyebrows.
And the sky was baked, falling on a piece
Hemostatic arnica.

On that day, all of you, from combs to feet,
Like a tragedian in the provinces to the drama of Shakespeare,
I carried with me and knew by heart,
He wandered around the city and rehearsed.

When I fell before you, embracing
This fog, this ice, this surface
(How good you are!) - this whirlwind of stuffiness -
What are you talking about? Come to your senses! Gone. Rejected.

... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...

Martin Luther lived here. The Brothers Grimm are there.
Clawed roofs. Trees. Gravestones.
And all this is remembered and drawn to them.
Everything is alive. And all this, too, is a semblance.

Oh, threads of love! Catch, take.
But how huge you are, monkey,
When the doors above the transcendental life,
As an equal, you read your description!

Once upon a time under this knightly nest
The plague was blazing. And the current cheater -
The frowning clank and flight of trains
From hot as hives, smoking hollows.

No, I won't go there tomorrow. Refusal -
Fuller goodbye. Everything is clear. We're even.
And if I break away from the gas, from the ticket offices, -
What will happen to me, old slabs?

The fog will spread everywhere the garment bags
And they will insert a month into both windows.
Longing as a passenger slides through the volumes
And with a book on the ottoman will fit.

Why am I troubling? Because I, like grammar,
I know insomnia. If it strikes, they will save you.
Reason? But he is like the moon for a sleepwalker.
We are friends, but I am not his vessel.

After all, the nights set to play chess
With me on the moonlit parquet floor
It smells of acacia and the windows are open
And passion, as a witness, turns gray in the corner.

And the poplar is king. I play with insomnia.
And the queen is a nightingale. I'm reaching for the nightingale.
And the night wins, the figures keep away
I recognize the white morning in person.