Текст песни Хор - Колодники

С владыкой Кириллом мне пришлось проделать и целое этапное путешествие на лошадях в январе 1923 года. В Вятке мы сначала сидели, как я уже сказал, в маленькой клопиной камере в очень небольшом составе: кроме владыки Кирилла и меня, там было еще четыре человека: архиепископ Фаддей, архимандрит Неофит (секретарь патриарха Тихона), певчий эсер (о котором я уже тоже говорил) и один врангелевский офицер с совершенно нелепой, но слишком длинной для рассказа историей и с целым чемоданом великолепных блестящих сапожных инструментов, которые он вез с собой прямо из Константинополя, где он уже успел сделаться сапожником. Сидеть там было хорошо, но вскоре нас перевели в тюрьму при управлении ГПУ. Это был громадный сарай позади особняка на одной из центральных улиц, и там мы попали в большую компанию эсеров и "исламов". Совершать службу стало уже как-то затруднительно: кругом были, так сказать, не Мити Карамазовы и даже не смердяковы, а просвещенные потомки Чернышевского, вежливо, но чуть презрительно поглядывавшие на попов и совершенно не понимающие, почему они, собственно, оказались вместе под тюремной крышей.

Поэтому сидение наше в этом вятском сарае было неуютное, и мы были рады, когда нас вызвали на этап, построили и повели. Скоро мы миновали центр и пошли пустырями. Был хороший зимний вечер с добрым русским снежком, тихо опускавшимся на землю. И вдруг - я сразу даже не понял, откуда пошел звук, - все эсеры тихо-тихо запели: "Динь-бом, динь-бом. Слышен звук печальный. Динь-бом, динь-бом. Путь сибирский дальний..." Сдержанный звук голосов сливался со снегом и вечером. О, русская земля!

На вокзале нас посадили в один вагон, но скоро мы и расстались: их повезли, кажется, в Котлас. а нас высадили задолго до него на станции Мураши, чтобы везти триста километров на лошадях в Усть-Сысольск: железной дороги тогда к нему еще не было.

С.И.Фудель (Воспоминания)

With Bishop Cyril, I had to make a whole staged horse ride in January 1923. At first, in Vyatka, we sat, as I said, in a small bucket cell in a very small composition: in addition to Vladyka Cyril and me, there were four more people: Archbishop Thaddeus, Archimandrite Neophytos (Secretary of Patriarch Tikhon), and singer-songwriter (about whom I already also spoke) and one Wrangel officer with an absolutely ridiculous but too long story to tell story and with a whole suitcase of magnificent shiny shoe tools that he carried with him directly from Constantinople, where he had already managed to become a shoemaker. Sitting there was good, but soon we were transferred to prison under the administration of the GPU. It was a huge barn behind a mansion on one of the main streets, and there we fell into a large company of Socialist-Revolutionaries and "Islams." It was already somehow difficult to perform the service: there were, so to speak, not Mitya Karamazov and not even stinkers around, but enlightened descendants of Chernyshevsky, politely, but a little scornfully glancing at the priests and completely not understanding why they, in fact, were together under the prison the roof.

Therefore, our sitting in this Vyatka shed was uncomfortable, and we were glad when we were called to the stage, built and led. Soon we passed the center and went vacant lots. It was a good winter evening with a good Russian snow falling quietly on the ground. And suddenly - I didn’t even understand where the sound came from - all the Socialist-Revolutionaries quietly sang: "Ding-bom, ding-bom. A sad sound is heard. Ding-bom, ding-bom. The Siberian way is distant ..." Restrained the sound of voices merged with snow and in the evening. Oh, Russian land!

At the station we were put in one car, but soon we parted: they seemed to be taken to Kotlas. and we were dropped off long before him at the Murashi station to carry three hundred kilometers on horseback to Ust-Sysolsk: there was no railway to it then.

S.I. Fudel (Memories)