Текст песни Эдгар По - Ворон

Когда в угрюмый час ночной,
Однажды, бледный и больной,
Над грудой книг работал я,
Ко мне, в минуту забытья,
Невнятный стук дошел извне,
Как будто кто стучал ко мне,
Тихонько в дверь мою стучал —
И я, взволнованный, сказал:
«Должно быть так, наверно так —
То поздний путник в этот мрак
Стучится в дверь, стучит ко мне
И робко просится извне
В приют жилища моего:
То гость — и больше ничего».

То было в хмуром декабре.
Стояла стужа на дворе,
В камине уголь догорал
И, потухая, обливал
Багряным светом потолок;
И я читал… но я не мог
Увлечься мудростью страниц…
В тени опущенных ресниц
Носился образ предо мной
Подруги светлой, неземной,
Чей дух средь ангельских имен
Ленорой в небе наречен,
Но здесь, исчезнув без следа,
Утратил имя — навсегда!

А шорох шелковых завес
Меня ласкал — и в мир чудес
Я, будто сонный, улетал,
И страх, мне чуждый, проникал
В мою встревоженную грудь.
Тогда, желая чем-нибудь
Биенье сердца укротить,
Я стал рассеянно твердить:
«То поздний гость стучит ко мне
И робко просится извне,
В приют жилища моего:
То гость — и больше ничего».

От звука собственных речей
Я ощутил себя храбрей
И внятно, громко произнес:
«Кого бы случай ни принес,
Кто вы, скажите, я молю,
Просящий входа в дверь мою?
Простите мне: ваш легкий стук
Имел такой неясный звук,
Что, я клянусь, казалось мне,
Я услыхал его во сне».
Тогда, собрав остаток сил,
Я настежь дверь свою открыл:
Вокруг жилища моего
Был мрак — и больше ничего.

Застыв на месте, я впотьмах
Изведал снова тот же страх,
И средь полночной тишины
Передо мной витали сны,
Каких в обители земной
Не знал никто — никто живой!
Но все по-прежнему кругом
Молчало в сумраке ночном,
Лишь звук один я услыхал:
«Ленора!» кто-то прошептал…
Увы! я сам то имя звал
И эхо нелюдимых скал
В ответ шепнуло мне его,
Тот звук — и больше ничего.

Я снова в комнату вошел
И снова стук во мне дошел
Сильней и резче, — и опять
Я стал тревожно повторять:
«Я убежден, уверен в том,
Что кто-то скрылся за окном.
Я должен выведать секрет,
Дознаться, прав я или нет?
Пускай лишь сердце отдохнет, —
Оно, наверное, найдет
Разгадку страха моего:
То вихрь — и больше ничего».

С тревогой штору поднял я —
И, звучно крыльями шумя,
Огромный ворон пролетел
Спокойно, медленно — и сел
Без церемоний, без затей,
Над дверью комнаты моей.
На бюст Паллады взгромоздясь,
На нем удобно поместясь,
Серьёзен, холоден, угрюм,
Как будто полон важных дум
Как будто прислан от кого, —
Он сел — и больше ничего.

И этот гость угрюмый мой
Своею строгостью немой
Улыбку вызвал у меня.
«Старинный ворон!» молвил я,
«Хоть ты без шлема и щита,
Но видно кровь твоя чиста,
Страны полуночной гонец!
Скажи мне, храбрый молодец,
Как звать тебя? Поведай мне
Свой титул в доблестной стране,
Тебя направивший сюда?»
Он каркнул: — «Больше — никогда!»

Я был не мало изумлен,
Что на вопрос ответил он.
Конечно, вздорный этот крик
Мне в раны сердца не проник;
Но кто же видел из людей
Над дверью комнаты своей,
На белом бюсте, в вышине,
И наяву, а не во сне,
Такую птицу пред собой,
Чтоб речью внятною людской
Сказала имя без труда,
Назвавшись: Больше — никогда?!

Но ворон был угрюм и нем.
Он удовольствовался тем,
Что слово страшное сказал, —
Как будто в нем он исчерпал
Всю глубь души — и сверх того
Не мог добавить ничего.
Он все недвижным пребывал,
И я рассеянно шептал:
«Мои надежды и друзья
Давно покинули меня…
Пройдут часы, исчезнет ночь —
Уйдет и он за нею прочь,
Увы, и он уйдет туда!..»
Он каркнул: — Больше никогда!

Такой осмысленный ответ
Меня смутил. «Сомненья нет»,
Подумал я: "печали стон
Им был случайно заучен.
Ему внушил припев один
Его покойный господин.
То был несчастный человек,
Гонимы

When in the sullen hour night
Once, pale and sick,
I worked on breastbooks
To me, per minute forgotten
The vague knock reached from the outside,
As if someone pounded to me
Quietly in the door of my pounded -
And I, excited, said:
"There must be so, probably so -
Then later traveler in this darkness
Knocking on the door, knocking me
And timidly asking from the outside
In the shelter housing my:
That guest - and nothing else. "

That was in the gloomy December.
Stood a sown in the yard,
In the fireplace coal tramored
And, extinct, poured
Crimping light ceiling;
And I read ... But I could not
Carry out the wisdom of pages ...
In the shade of lowered eyelashes
Worn the image before me
Girlfriends light, unearthly,
Whose spirit Area Angelic Names
Lenor in the sky is naschen,
But here, disappearing without a trace,
Lost name - forever!

And the rustle of silk curtains
I caressed me - and in the world of miracles
I, as if sleepy, flew,
And fear, I am alien, penetrated
In my alarmed chest.
Then wanting something
Heart bleach to tame
I began to scatterly firmly:
"The late guest knocks me
And timidly asking from the outside,
In the shelter housing my:
That guest - and nothing else. "

From the sound of your own speeches
I felt myself brave
And intelligible, loudly said:
"Who would have brought a case,
Who are you, tell me, I pray,
Soving the entrance to my door?
Forgive me: Your light knock
Had such an unclear sound
What, I swear seemed to me
I heard him in a dream. "
Then, by collecting the balance of forces,
I opened my lady's door:
Around my housing
There was a darkness - and nothing else.

Frozen on the spot, I'm filled
I got up again the same fear
And the midnight silence
In front of me Vitali dreams,
What in the monastery of the earth
Nobody knew - no one alive!
But everything is still circle
Silently in the dusk night
Only the sound one I heard:
"Lenor!" Someone whispered ...
Alas! I myself call
And echo unlocked cliffs
In response whispered to me,
That sound is nothing more.

I went to the room again
And again the knock in me reached
Stronger and sharper - and again
I began to repeat anxious:
"I am convinced that I am confident
That someone disappeared outside the window.
I have to reveal the secret,
Considering, I'm right or not?
Let only the heart relax, -
It will probably find
Ripping of my fear:
That whirlwind - and nothing else. "

Anxiously raised with alarm
And, sonorous wings noise,
Huge raven flew
Calmly slowly - and sat down
Without ceremonies, without clauses,
My room door.
To the bust palladium juggling,
It is convenient to touch it,
Serious, cold, sullen,
As if full of important doom
As if sent from whom -
He sat down - and nothing else.

And this guest is sullen my
Nim is a rigor
Smile caused me.
"Vintage raven!" I, I,
"Although you are without a helmet and shield,
But you can see the blood of your pista,
Midnight Countries!
Tell me, brave well done,
What is your name? Take me
Your title in the valiant country
Have you sent here? "
He dried: - "More - never!"

I was not little amazed
What he answered the question.
Of course, the titor this cry
I am not penetrating into my heart wounds;
But who saw from people
Above the door of the room is
On a white bust, in the embroidery,
And in reality, and not in a dream,
Such a bird is before
To speech intelligent human
Said the name is easily
Triya: More - never?!

But Raven was sullen and him.
He was pleased to
That the word scary said -
As if he had exhausted
All deep souls - and moreover
I could not add anything.
He was all the real estate,
And I scattered off:
"My hopes and friends
Long left me ...
Watch will go, the night will disappear -
Will go away and he's away
Alas, and he will go there! .. "
He carked out: - Never!

Such a meaningful answer
I was embarrassed. "There is no doubt",
I thought: "sadness ston
They were accidentally learned.
He inspired chorus one
His deceased Mr.
That was an unfortunate man
Gonimi