Воробьи на почтовых вагонах галдели.
Бабы в синих спецовках устало глядели.
А одна уголочек платка прикусила.
"Государственный груз или частный?"-спросила.
Я подал ей квитанцию с гербом союза,
Накладную измятую с номером груза.
Подошли лейтенант и четыре солдата.
Кто-то тихо сказал:"Груз для военкомата."
Как в поклоне,пилотки сомкнулись над грузом.
Где-то пчелы звенели и пахло арбузом.
На четыре плеча,на четыре погона
Груз поднялся над пыльным,бетонным перроном.
И прогнулся от груза хребет всей державы.
Не прибавил ей груз ни покоя, ни славы.
В нем одних орденов уже более тонны,
Но всего тяжелей- материнские стоны.
Вот и новый призыв уже принял присягу
Революции нашей и красному стягу.
Но солдаты клянись трудовому народу
Защищать не чужую, а нашу свободу.
В самолетах летят и качаются в трюмах,
Громыхают на стыках вагонов угрюмых,
Жестяные гробы по просторам союза.
И ложатся на плечи нам тоннами груза.
Sparrows on postal cars of a galley.
The women in blue overalls looked tiredly.
And one corner of the scarf bit her.
“Public or private?” She asked.
I gave her a receipt with the emblem of the union,
The waybill wrinkled with the cargo number.
A lieutenant and four soldiers approached.
Someone said quietly: "Cargo for the military enlistment office."
As in a bow, the caps closed over the load.
Somewhere the bees rang and smelled of watermelon.
Four shoulders, four shoulder straps
The load rose above a dusty, concrete apron.
And the ridge of the whole power caved in from the load.
He did not add to her burden either peace or glory.
In it, some orders are already more than a ton,
But the hardest thing is maternal moans.
So the new call has already taken the oath
Our revolution and the red banner.
But the soldiers swear to the working people
To protect not someone else’s, but our freedom.
On planes they fly and swing in the holds
Rumble at the joints of moody cars,
Tin coffins in the expanses of the union.
And they lie on our shoulders with tons of cargo.